"Оставь меня в раю средь любви, средь печали - я все тебе спою, что узнаю о нем." (с)
Название: Ларри
Жанр: вероятно, драма
Размер: мини
Заказчик: Raen
Время действия: середина 17 главы
читать дальше* * *
Это были очень длинные три недели.
Ларри так и не понял, может, у всех магов со временем что-то странное, и теперь так и будет всегда – проживаешь будто несколько жизней, одну за другой, а потом оказывается, что прошла всего неделя, или две, или месяц. И попытка взять и соотнести с календарем собственные ощущения каждый раз заканчивается легким непониманием, и хмыкнуть хочется, мол – это шутка, да? Три недели назад он был человеком.
Хотя как раз это сейчас уже было совершенно неважно.
Не поднимая головы, он бросил взгляд исподлобья на копающегося в сумке хмурого Рэя. Тот кусал губы, сосредоточенно прикидывая, что еще взять, что забыл положить – такой весь «не подступишься» всякий раз, когда есть повод почувствовать себя хозяином ситуации. Ларри все еще побаивался такого Рэя – и так и не научился пока находить к нему подход, но это тоже уже было неважно. У них вся вечность впереди, и от одной мысли об этом страх исчезал, и хотелось только, пряча улыбку, смотреть, смотреть на эту хмурую вертикальную морщинку на лбу, ожидая, когда наставник застегнет сумку и переведет на него непроницаемый взгляд, спрашивая – готов?
Ларри чувствовал, что пойдет за ним куда угодно. Несмотря ни на что.
Так было и с самого начала, хотя на этом сходство заканчивалось. Ларри хорошо помнил, как открыл глаза, одуревая от тяжести в звенящей голове и монотонной, почти потусторонней какой-то усталости, будто только что вычистил голыми руками поляну за стадом кентавров – и увидел его. Как Рэй неуверенно улыбнулся, и Ларри почему-то сразу, в ту же секунду окончательно почувствовал и поверил, что знает этого парня давным-давно, всегда знал, только не помнил об этом. И что это почему-то настолько правильно – то, что рядом именно он – что только обалдело моргать и остается.
Что бы Рэй ни делал тогда, в первые дни, все будто укладывалось в одну картину, слаженную до мельчайшей зазубрины. Ларри казалось, что они прожили вместе вечность, почти ни слова не сказав друг другу, молчаливо приняв, что попробуют просто слушать, не разговаривая, что сломать это хрупкое безмолвное волшебство успеют и позже. И когда потом выяснилось, что за эту наполненную нескончаемым зыбким ощущением друг друга вечность прошло каких-то три дня, это было даже смешно. Три дня – ничто, когда вы вольны не быть должными ничего никому, и можно не заниматься ничем и не мчаться никуда ни по каким делам. Только находиться рядом. Можно даже молчать, общаясь без слов, потому что и искать слова вы не обязаны тоже.
Это чувство – я могу быть не должным больше ничего никому – тогда, в первые дни, оглушило так сильно, что Ларри не мог заставить себя заговорить вслух потом еще несколько дней, даже на занятиях. Рэй был рядом всегда, каждую минуту, и чувство незаметно трансформировалось в убежденность – я могу быть не должным больше ничего никому, пока есть – он.
Сейчас Ларри уже плохо помнил, как будто и правда прошло слишком много времени, но иногда ему смутно казалось, что тогда, в те дни это Рэя даже смущало. Хотя и льстило, и привлекало до невозможности, но он будто сопротивлялся, время от времени набирая в грудь воздуха и глядя на него, подбирая слова, чтобы – что? Ларри не знал наверняка, и так и не узнал – Рэй все равно ни разу так ничего и не возразил толком. Просто смотрел ему в глаза, постепенно теряя весь пыл по капле, сплавляясь во всю ту же безмолвную нежность – ну что ты творишь, Ларри, не надо, вот бесенок же – и Ларри только торжествующе фыркал, видя, как он сдается. Все будет хорошо – это он чувствовал точно, знал твердо и наверняка – и неважно, что Рэя что-то там держит, смущает или останавливает. Ему достаточно посмотреть на воспитанника, чтобы в конце концов, махнув рукой, сдаться.
Ларри ведь ничего и не предлагал – только радоваться вместе с ним все тому же. Мы больше никому ничего не должны. Я не должен. Потому что у меня есть – ты.
Я слишком устал быть должным, Рэй. Я отдал столько, что стать магом после этого – избавление.
Выйдя из комнаты бесконечность месяцев спустя – на четвертые сутки по календарю – прожив за это время столько, что предыдущая жизнь уже стерлась в пыль, а Рэй успел врасти в него каждым нервом, Ларри обнаружил еще массу интересных возможностей. Например, что на Рэя можно восторженно и преданно смотреть снизу вверх, когда рядом другие маги, и Рэй будет кусать губы и тушеваться, не находя в себе сил цыкнуть, но млея, млея внутри от этих взглядов, захлебываясь беспомощной жаждой видеть их снова и снова. Что можно идти за ним по коридору, почтительно отставая на шаг, давая понять – ты впереди, ты первый. Что можно молча садиться у его ног в общей гостиной, глядя в пол, всем видом давая понять – тебя ничто не колышет, кроме него, и ты сделаешь что угодно, стоит только ему захотеть. Ларри чувствовал, что нащупал верную нить. Он хотел лишь одного – чтобы Рэй не беспокоился ни о чем, чтобы поверил ему и отпустил то, что заставляет его сопротивляться. Где-то за всем этим, так недалеко впереди, маячило бездумное и безумное счастье, тишина вечеров и тепло губ Рэя на виске, когда он целует перед сном, и приходящий только в его объятиях покой, когда ночи раздирал очередной кошмарный сон. Ларри рвался в это будущее с головой, уверенный – Рэй тоже этого хочет.
Просто боится.
Все изменилось, неуловимо, но бесповоротно и глубоко, когда поймавшая их после занятий в коридоре девчонка лет десяти прижала Ларри к стене и радостно оповестила мир, что он, хоть пока и не знает этого, но совершенно точно – водный маг. Для Ларри это не значило ничего – водный так водный, он тогда только плечами пожал – а Рэя будто ледяной водой окатили. Так и стоял, глядя на девчонку такими глазами, словно хотел схватить ее на руки и подбросить аж до небес, чтоб заверещала от счастья.
Ларри потом попытался спросить – ему что, водные маги как-то особенно нравятся? – но Рэй только улыбнулся и покачал головой. То ли, мол, неважно все это, то ли – ты не поймешь, то ли – забудь, долго рассказывать. Какая разница? Почему бы Рэй ни осторожничал раньше, с этого дня он перестал. И еще – он перестал просто быть рядом, и стал – вместе. Ладонью по спине, по плечам, переплетенными пальцами, жадным взглядом в затылок, испытующим ожиданием, словно еще чуть-чуть, и Ларри должен был превратиться во что-то невыразимо прекрасное, долгожданное, по-настоящему родное. Невозможно было ошибиться, слыша этот поток – так ждут выстраданное за годы одиночества счастье, в котором уверены. В котором не сомневаются.
Ларри не знал, почему новость о его клановой принадлежности сломала страх Рэя, но по большому счету ему было неважно. Для него самого объяснение ничего не меняло. Просто Рэй наконец-то понял, что рядом с ним не кто-то, свалившийся на голову и способный завтра исчезнуть, а такой же стихийный маг, как и он. Партнер, с которым свела стихия, с которым – это до Ларри доходчиво донесли на занятиях почти сразу – он и не должен будет никогда расставаться.
Это волновало и будоражило до дрожи, до колотящегося пульса в висках – они никогда не расстанутся. Им не нужно гадать, хорошо это или плохо – быть вместе – все ответы уже даны с самого начала. Они предназначены друг другу, это данность, из которой теперь предстоит строить жизнь, и как в этой жизни может быть хоть что-то не так, если данность – она вот такая? Ларри впервые чувствовал себя обреченным не на обязанности, не на одиночество и не на долг, а – на счастье. Он больше ничего никому не обязан, у него есть Рэй, а быть магом здорово и так правильно, будто ты мыкался семнадцать лет неприкаянным, измотался до отупения, до беспамятства, едва не рехнувшись, и в награду наконец-то оказался вдруг на своем месте. Там, где ты нужен, где можно ничего больше ни за кого не решать и не быть ответственным ни за чьи ошибки. Где парень, который теперь отвечает за вас обоих – за все – и от взгляда которого бросает в жар – твой наставник, и в этом мире не бывает связи сильнее.
Ты имеешь право хотеть его – однажды сказал ему Рик. Ларри не мог ему не доверять, и не мог не видеть, что Рик не всегда говорит то, что сам думает – слишком часто его слова вдруг начинали складываться не его языком, будто голосом мага говорила сама стихия, и слишком часто потом Рик сам не очень помнил, что именно только что сказал. Это выглядело, как еще одно таинство магии Стихий, и это таинство – разрешило. Ты имеешь право хотеть его – у Ларри горели уши целую ночь потом, когда он лежал, спрятавшись под одеяло с головой, помимо воли снова и снова вспоминая слова Рика. Плохо или хорошо хотеть парня? Теперь он имел еще и право усмехаться в ответ на такие вопросы. Он больше не был обязан следовать никаким нормам. Он – маг, а, значит, нормы его уже не касаются.
Но и эта жизнь тоже кончилась – как потом с ужасом понял обжившийся в ней всем своим существом Ларри, глядя на календарь, всего через полторы недели. С того момента, как Рэй увидел их с Риком в коридоре замка – они разговаривали шепотом, стоя у стены и прижавшись лбами друг к другу. Рику так нравилось, а Ларри нравилось делать то, чего хочет Рик, уж слишком нечасто выпадала тому возможность даже не то что воплотить свои желания, а – захотеть их воплотить. Рик говорил, что только с ним хочет того, чего хочет сам. Ларри не понимал, что это значит и почему так, но радовался любой возможности сделать Рику приятное так же сильно, как радовался возможности сделать приятное Рэю.
Но Рэй даже не дал ему ничего объяснить. Или дал? Просто не слушал, что бы Ларри ни пытался сказать – только, притащив его домой за шиворот, как щенка, орал и шипел сквозь зубы, на каждую попытку возражения с силой толкая его в стену снова и снова. Ларри тогда показалось, что еще немного, еще один его бессвязный бульк о том, что Рэй все не так понял, что ему не о чем беспокоиться, что никто не сможет никогда ничего изменить между ними – и все нарастающая ярость огненного мага рванет неуправляемым взрывом, разнося к Мерлину по камням бедный замок. Ларри заглядывал в горящие злобой бешеные глаза снизу вверх, хватал за руки, прикасался, уговаривал, трогал – и пугался все сильнее с каждой секундой, до ужаса и отчаяния.
На Рэя не было управы, или Ларри ее не нашел. Тогда Рэй в конце концов хлопнул дверью так, что в окнах жалобно дзинькнули стекла, и исчез до утра, а измочаленный страхом и ожиданием Ларри, под утро забывшийся тяжелым сном, проснувшись, нашел его на балконе и, осторожно подойдя, молча сел у ног, ткнулся лбом в колено, закрыв глаза – ну а что он мог бы сказать? А Рэй не глядя сжал в кулак волосы на его затылке, притягивая еще ближе, и на миг Ларри показалось – это он в отчаянии, а не я. Он просто боится меня потерять.
Мысль согрела в мгновение, и вся горечь испарилась. Я нужен ему. Я ему необходим. Ларри поднял голову и неуверенно улыбнулся, не отводя глаз, выжидая минуту за минутой, пока Рэй не сжал зубы, отворачиваясь – сдаваясь. Как всегда. Напряженный и настороженный теперь, будто ждущий удара исподтишка, он позволял снова подбираться к себе так неохотно, словно и не было предыдущих дней и недель. А еще вечность – два дня по календарю – спустя Ларри и сам поверил, что – не было. Или было слишком давно, чтобы иметь значение.
Сбегать к водным магам, озаботившись придумать для Рэя причину исчезновения, он наловчился довольно быстро. Это оказалось не так уж и сложно – врать наставнику. Ну, не может Рэй чего-то понять, так не может, кто бы знал, почему, хотя Брайан что-то про Дину пытался рассказывать, пока не плюнул, потому что Ларри все равно ни гоблина не понял, при чем тут она и какое все это имеет отношение к самому Ларри. Рэй стал дерганым, подозрительным и вспыльчивым – и это жутко пугало – и в то же время каким-то беспомощно нуждающимся, а это грело и давало надежду, что все непременно будет хорошо. Иногда бывали вечера, когда они сидели на балконе и смотрели на закат, и Рэй почти расслаблялся, позволял Ларри прислониться к нему, обнимал за плечи и ерошил волосы на его макушке осторожными теплыми пальцами, и можно было улыбаться, глядя на смуглый профиль, утыкаться лбом в плечо и тихо фыркать там, слушая. Рэю нравилось, очень нравилось, Ларри это точно знал, и нравилось прикасаться, хотя иногда на него словно что-то находило, и он то начинал вдруг старательно избегать прикосновений, то маниакально использовал каждый повод дотронуться, всеми силами делая вид, что это случайность и ничего не значит. Ларри уставал от его непоследовательности и ставших все более частыми вспышек гнева, от придирок по мелочам, но все это тоже было неважно. До тех пор, пока получалось сбивать гнев тем же вовремя опущенным в пол покорным взглядом и старательной обожающей улыбкой. Властному и беспокойному Рэю было необходимо чувствовать, что Ларри не пойдет против него и против его решений, и Ларри изо всех старался доказать и подтвердить. Ведь он доказывал – правду.
Пока Рэй это чувствовал, возможные взрывы отодвигались – нужно было всего лишь грамотно выбирать время или вовремя придумывать безобидные объяснения, когда исчезаешь, чтобы встретиться с Риком, или в «круг», не позволять себе того, что Рэй бы не одобрил, там, где он может это увидеть, следить, чтобы никто из ребят не сказал при нем ничего лишнего. А дома восхищенно смотреть на него снизу вверх, смеяться его шуткам и позволять себе дурацкие вольности вроде «да, мой господин» в ответ на любую просьбу. Такое сносило с Рэя всю напряженность в момент, оставляя лишь жадную и отчаянную, немного скомканную изумленную – нежность.
И неважно, что Рэй пока не очень умел ее выражать. Нам теперь можно все, слышишь! – пытался и не мог прокричать ему Ларри, но верил, безоговорочно верил, что докричится. Рэй просто еще не понял, что, когда Ларри рядом, можно действительно – все. Им обоим.
Предстоящую поездку в «кругу» обсуждали до споров и последующей беспомощной выжатости. Каждый был уверен только в одном – это как встреча со стихией, примерно. Правда, никто, кроме Дэна, не знал, что при таких встречах чувствуешь, но будто ощущали всей кожей – еще вот-вот, и стихия покажет им главное. Про них самих, про их будущее и настоящее, именно то самое, чего так не хватает, чтобы понять вообще все. Как последняя деталь, которая заставит заиграть смыслами все остальные.
Мне кажется, я там умру, прошептал Рик на ухо Ларри, когда все разошлись. Мы так запутались сейчас, я вообще не знаю, что мы можем дать этим людям, мы трое. Я просто умру там, а они не смогут помочь мне. Туда нельзя настолько запутавшимся. Это убьет нас, только и всего.
Ларри не нашел, что ответить – так и сидел, обняв худые плечи Рика и зарывшись ладонью в волосы на его затылке. Если ты умрешь, мы больше не увидимся, невпопад проговорил он наконец, и Рик почему-то фыркнул и отстранился, потер кончик носа. Нет уж, увидимся, это точно, покачал он головой, улыбаясь. Спасибо тебе.
Ларри не понял, за что. А потом всю ночь думал – как это будет с ними, с ним и Рэем, там? Если Рик справится, то и мы тоже, убеждался он. А значит, Рэй поймет все. Перестанет ревновать и бояться, перестанет шарахаться от прикосновений – я же вижу, он тоже хочет меня. Пусть не так, как я, пусть ему страшно настолько, что проще до сих пор делать вид, будто просто погладить меня по спине – преступление, и можно только когда я прошу сведенную мышцу размять. Рэй ошибается, и стихия даст ему это понять, наверняка даст. Это единственный способ вернуться – нужно, чтобы Рэй перестал психовать и заводиться с полпинка, как только что-то не так, и орать часами за каждое разбитое блюдце, и лезть в драку по каждому поводу. Драться с ним Ларри вообще не хотел, но Рэю плевать же – его когда так заносит, он не соображает уже, и с каждым разом это все хуже. Хотя Ларри честно старался больше не попадаться ему на глаза даже просто разговаривающим с кем бы то ни было, и новых поводов ревновать у Рэя быть не могло.
Он звереет с каждым днем, неохотно признался себе Ларри, сидя с мантией в руках и глядя на наконец застегнувшего сумку наставника. А я его такого боюсь уже до истерики, и понятия не имею, как ему доказать, что он ошибается, требуя от меня беспрекословных подчинений по первому зову. Потому что я и так счастлив подчиняться ему, и не нужно ничего требовать – я уже принадлежу ему весь.
Но сегодня все изменится. Кажется, это тоже счастье – знать, что вы идете туда, где стихия неизбежно покажет Рэю, как он неправ, и дальше вы только будете вместе. И никаких больше драк, свар и ссор, никакой ревности и непонимания.
- Готов? – спросил Рэй, переводя на него хмурый взгляд.
Ларри кивнул, привычно не поднимая головы.
* * *
Два часа спустя память, ожидания и привычки перестали иметь значение.
Ларри с трудом догадывался, сидит он или лежит, или висит в пустоте, или падает в нее, стремительно набирая скорость. Мутный воздух тускло подергивался перед глазами, смазывая очертания, путая и смывая их, переплетая предметы комнаты в узоры и горсти и безразлично швыряя их прямо в лицо. Они взрывались где-то внутри черепа с глухим низким звоном, от которого деревенели мышцы и невыносимо ныли все зубы сразу, и Ларри с трудом дышал, пережидая приступ, запрокидывая голову и поминутно облизывая пересохшие губы. Шею ломило так, что стреляло в ушах, и ничего в этом мире не оставалось, кроме этого ломающего дискомфорта, боли и удушливого, леденящего запаха, который не получалось не вдыхать, и от которого стон срывался на вой.
Будь все проклято, задыхался Ларри, силясь выдраться из кошмара, в котором увязал все глубже с каждой секундой. Темнота наступала, медленно сжимая кольцо, неотвратимая и бесповоротная – я не хочу, стонало что-то внутри. Я не хочу, не туда, только не так! Не сейчас!
Барахтаться в ней – все равно что отбиваться от глубины, бездна засасывает, и уже смешно и странно вспоминать дурацкую иллюзию, будто ты валяешься на кровати в гостиничном номере. Тебя выдернуло сквозь пленку между мирами, и здесь нет ничего человеческого – только бездна и глубина, сдавливающая, втягивающая в себя одним долгим вдохом.
Ты ведь сам хотел умереть, укоризненно смотрят из темноты глаза Рика. Ты сделал все, чтобы умереть.
Я знаю! – коротким всхлипом, нелепо взмахнув, защищаясь, руками, которыми еле можешь пошевелить – бездна сильнее тебя. И я знаю, – эхом откликается она одобрительно, и глаза Рика оплывают контуром, перетекая, переплавляясь в другие, бездна в бездне, темная и непрозрачная. И в этих глазах – ничего знакомого.
Кто ты? – отчаяние и бессилие в собственном голосе, но взгляд непроницаем, он будто прожигает ледяным потоком насквозь. Кто ты? – заорать, срываясь на хрип, силясь отодвинуться, забиться подальше от них – непонятно, почему так важно узнать, ведь здесь нет того, кто мог бы решить – важно или нет. Здесь нет меня, цепенея от ужаса, догадался Ларри. Пальцы машинально скользнули вокруг в попытках найти опору, но им не за что хвататься. Меня больше нет.
Тебя больше нет, – отзывается бездна, и взгляд темных глаз не осуждает, не сочувствует, не ждет – в нем нет ничего, за что был бы шанс уцепиться и выбраться. В нем нет вообще ничего, и пустоты тоже нет – бездна в бездне, огромная пропасть. Две бездны, почему-то впивается в сознание непонятная мысль. Вас двое. Ты убил вас обоих.
Я знаю, – губы не шевелятся это выговорить, и еще больней понимать, что ты знаешь, действительно, ты всегда это знал. Ты сделал все, чтобы вы умерли оба. Отвернуться бы, спрятаться, но тело не слушается, трещит застывшей ледяной коркой, которую пытаются смять, и глубина давит сильней и сильней, не давая пошевелиться. Ты беспомощен и беззащитен, ты никто – можешь только тонуть, распятый бездумной силой, выпотрошенный взглядом, которого не способен даже узнать.
Ларри никогда в жизни еще не был так близок к грани, пусть даже жизнь, которую помнил и к которой привык, превратилась сейчас в хаотичный набор всплесков памяти, в мешанину имен и картин, смыслов, догадок, и все это не значило ничего. Что бы ни подсовывала память, оно лишь било наотмашь, заставляя давиться от собственной глупости и слепоты. Даже выламывающая суставы, затягивающая боль, которая словно отодвинулась, не уменьшившись, как будто тоже переставала иметь значение.
Здесь ничего не было важно – Ларри расхохотался бы в лицо самому себе, тому, который тысячи лет назад шагал в камин, отправляясь сюда, прямиком на тот свет, с умным видом встав на дорогу с билетом в один конец. Это будет, как разговор со стихией, серьезно кивал Дэн, глядя из своего угла комнаты. Но здесь не было разговоров. Только бездна – и беспомощность, и приковывающий взгляд незнакомых ледяных темных глаз, высвечивающих насквозь, выворачивающих наружу все то, чему так успешно получалось давать другие имена столько времени. Всю свою жизнь.
У тебя была бесконечность, дышала холодом в лицо бездна. Ларри не знал, чем возразить – календарное время не имеет значения, он помнил это слишком отчетливо, чтобы сопротивляться. Ты можешь прожить вечность за сутки, изменить все и оторваться от прошлого за три дня, и неважно, сколько лет или недель родившемуся в тебе магу. Достаточно того, что ты мог успеть, но предпочел что-то другое. Из тысяч внутренних голосов ты выбрал не тот, который привел бы тебя к жизни.
Не так, с упреком покачал головой Рик. Из тысяч голосов ты выбрал тот один, который привел тебя к смерти.
Вас обоих, согласились бездонные темные глаза.
Нас двое – Ларри помнил это, но осознавал и то, что больше толком не помнит о наставнике ничего. Память подкидывала нечто ускользающее, неуловимое, за которым вставало необъяснимое иррациональное ощущение сгустка исполинской силы, коснувшейся его однажды, когда-то очень давно. И то, как в ответ всколыхнулось тогда внутри что-то другое – собственное – равное этой силе, два сгустка, еще не осознавших себя. Один-единственный миг, когда не было ничего, кроме тишины между ними, и ничего больше и не было нужно – и важно – и то, что больше никогда потом это чувство не возвращалось. Как будто сблизившая две силы стихия оставила их друг другу, а те так и не сумели осознать себя, вцепившись в собственное прошлое. В человеческие оболочки, которые надлежало отбросить.
Неправда, отозвался опирающийся о стену, молчаливо запрокинувший закрытое ладонями лицо Филипп. Неправда, откликнулся прижавшийся лбом к его бедру, стоящий перед ним на коленях Брайан. Неправда, качнул головой Дэн, обнимая со спины улыбающуюся рассвету человеческого города девочку с недетским лицом.
Неправда, обессилено всхлипнул в подушку измученный рыданиями Рик.
Неправда, закрыл глаза Ларри. Силы и человечность – другое. Мы оба выбрали путь, на котором нет места силам, и они так и ждут, закукленные сгустками где-то внутри нас. Они еще не знают, что им – не дождаться.
Им вообще нет дела до того, станем ли это мы, или кто-то другой даст им вырасти, с ужасом осознал он. Сила безлична, как тяга воронки в бездне, она лишь размажет того, кто встанет у нее на пути, предпочтя служению ей любование собой и глупость. Решив, что обладает правом выбора – служить или не служить.
Нестерпимый, прожигающий насквозь стыд и горечь захлестывали с головой, и бездна казалась избавлением, а незнакомые темные глаза все смотрели и смотрели, припечатывая взглядом, не осуждая, не укоряя и не ожидая ничего. Просто смотрели, и Ларри читал в них бьющее под дых точностью понимание – его всего, полностью, целиком – но не находил поддержки. Я знаю, кто ты, говорили они. Я – знаю.
И больше ничего.
Это расплата, с горечью выдохнул Ларри, зажмуриваясь. Это переход, качнулась бездна. Это – ты, ответил взгляд. Посмотри и почувствуй – кто ты.
А я могу? – беспомощно подумал Ларри. Глубина медленно врастала под кожу, не быстрей и не медленней от того, что Ларри перестал, наконец, сопротивляться ей, но ему больше не было страшно – я часть ее, я часть всего, что здесь есть, я вот-вот стану только этой частью, и все. Закономерность не может пугать, пугает предопределенность, которой силишься избежать, и страх уходит, как только принимаешь неизбежное. Я умираю, – он пытался заставить себя проговорить это вслух, но губы не слушались, а мысли стекались в капли и лужицы, то и дело меняя форму. Я становлюсь собой. Каждый становится собой, когда умирает – почему же я так боялся смерти, если она это и есть я? Почему ее боялся Рик?
Оказалось достаточным лишь потянуть за нужный поток, чтобы он качнулся и приблизил, развернув, целый невидимый раньше пласт еще одной глубины – светло-синей, прозрачной до ослепления. Ларри смотрел в нее, задохнувшись от восхищения ее теплом и светом – я помню тебя, Ричи – он коснулся бы рукой этого света, если бы мог, если бы здесь что-то значили прикосновения. Я знаю тебя.
Я знаю, чем станет сгусток силы, живущий в тебе, вижу сейчас так явственно, словно это уже случилось. Нам не дано знать будущее, но нам и не нужно – достаточно смотреть в глубину, в самую суть, чтобы увидеть ее состоявшейся.
Я тебя вижу.
Если это и есть смерть, то весь ее ужас лишь в том, что не остается ни одной маски, и куда ни смотришь, везде видишь ту самую глубину – настоящую. Я знаю тебя состоявшимся, Ричи, знаю главное о том, что тебе еще только предстоит сделать. Я бы плакал сейчас, если бы еще было чем, если бы мог – я бы оплакал твою душу и все, через что она пройдет на этом пути. Я бы оплакал нас всех – и каждый миг, когда нам придется убивать часть себя, чтобы дать жизнь другой части – каждую маленькую смерть на пути к жизни. Каждую маленькую боль, невыносимую изнутри и невидимую снаружи, крест любого из нас – видеть и оплакивать, и молчать, ведь ничего больше и не нужно, кроме как – видеть. И чувствовать.
Бездна в глазах напротив качнулась, отзываясь – не соглашаясь и не отказываясь, нет здесь «да» или «нет», теперь Ларри знал и это тоже. Глубина не может быть верной или неверной, правильной или нет – есть мириады оттенков, миллионы путей, сплетающихся течений, и одна капля способна изменить весь поток. Ты ошибся, Ричи – я выбрал не единственный путь, ведущий в смерть, а один из бесконечного множества, но и путей, уводящих в жизнь, было тоже не меньше. Я был волен изменить все, добавив новую каплю на любой точке в любое мгновение, и исход стал бы иным, так же, как ты волен умереть, сбившись в любой из дней. И сейчас я вижу и это тоже – хаос наслаивающихся глубин, каждая из которых тянет в каждую, и ты будешь выбирать из них постоянно, всегда. И выбор не станет легче – никогда. Ни твой, ни чей-либо еще, как далеко ни зайдешь, как много ни сделаешь – это и есть настоящая бесконечность, двигаться вперед без права устать и остановиться.
А я думал, что имею право не двигаться вовсе. Что настоящее и будущее теперь зависит не от меня. Что мы… я и Рэй…
Нужный поток будто сам притянулся к ладони – не пришлось даже двигаться, и глубина разошлась, впуская новый пласт, распахивая его во всю ширь, вплавляя в сознание, минуя желания и взгляды – смотри, маг. Увидеть можно все, что захочешь, если бездна живет в тебе. Если ты – это она.
Вероятностей не существует, есть лишь поток, в котором находишься, и в твоей воле сменить его на другой, но не повернуть вспять. Не нужно слышать будущее, чтобы знать, какой именно поток ты выбрал, как не нужно быть провидцем, чтобы видеть, куда лежит его путь – достаточно лишь смотреть на их сплетения и видеть нужный, различая течения до капли. Достаточно лишь, чтобы не существовало тебя самого – уничтожь себя полностью, стань частью глубины без желаний и ожиданий, без того, что перечеркивает весь океан, заменяя его одной глупой надеждой, и ты увидишь.
Ларри зажмурился бы, если бы у него еще были глаза. Рэй был в нем, весь – во всем, каждой своей клеткой в каждой его, бешеной яростью и упрямством, осознанным выбором того, во что Ларри толкал его столько дней, столько раз. Того, чего Рэй избегал из последних сил месяц за месяцем, балансируя на краю, и, решившись под давлением, наконец – выбрал. Тысячи точек невозвращения позади, сотни перекрестий путей, на которых пройдет поворот не туда, десятки несказанных слов и непрочувствованной боли – его некому будет даже оплакать, с ужасающей ясностью видел Ларри. Он разрушит все, через что пройдет, вспышками ярости и бешенства, отточенной, горькой злобы – на тебя, того, кто обещал ему иллюзию счастья. Он хозяин и рука судьбы, он велик и непогрешим, он глава, поставленный тобой на пьедестал, и поздно отговаривать и рушить под ним камни. Свой пьедестал Рэй давно уже охраняет сам, и не подпустит тебя слишком близко, чтобы ты не посмел вмешаться и изменить что-либо.
Он выбрал недоверие в степени, позволяющей не видеть никого вокруг и никого не подпускать, и в его мире никого вокруг больше нет. Только стоя рядом с ним и не чувствуя бездны, можно верить, что еще будут выборы и пути, еще будет брезжащий впереди свет, который притянет вас, но последний поворот уже пройден, и бездна видит все – направления, перегибы и точки, где добавление капли еще меняло течение целиком. Уже неважно, как вести себя, потакать или возражать, объяснять или бить, молчать или уговаривать – Рэй счастлив в своей слепоте, как обрушивающийся навстречу острым камням водопад. В его мире диктуют ярость и незыблемый пьедестал, право повелевать и требовать, и – хочешь увидеть, что было бы дальше, не окажись ты сейчас здесь, где неизбежно умрешь?
Ларри беззвучно задыхался, бессильный отвернуться, сбежать или спрятаться, глядя, как подозрительность Рэя доходит до слежки, и вся ложь, все несбывшиеся клятвы и обещания выплескиваются наружу, взрывая его одной обезумевшей, темной волной. Сознание торопливо перебирало каплю за каплей, силясь добиться несбыточного – если не дать остаться наедине, если взрыв будет в толпе магов? Исключительный вариант – что рядом окажется огненный маг и закроет – заканчивался не одной оранжевой планкой на холме замка, как все остальные. Он заканчивался двумя. Кто бы это ни оказался, ни одному магу Огня не переварить пытку разъедающим изнутри бешенством, даже учителю. Рэй рванет в одиночку – и угробит прорву земных магов школы, Рэй рванет рядом с кем-то – и убьет и его тоже, Рэй рванет за территорией, если успеть заранее получить разрешение и вытащить его туда – и достанется миру людей. Вот только и разрешения Ларри не получить – учителя не дадут Рэю взорваться, они убьют его сами, не дожидаясь. И это будет самый благополучный исход.
Бросить к Мерлину чертов «круг», лихорадочно выхватил еще одну каплю Ларри, бросить к гоблиновым соплохвостам вообще все, ходить за ним хвостом и держать, и следить, заглядывать в глаза и стелиться, что угодно делать, лишь бы только… только… Поток всколыхнулся, принимая новую составляющую. Хочешь подпитать его демонов, отозвалась бездна в глазах напротив. Демоны будут рады.
Ларри едва не застонал от бессилия, глядя, как Рэй избивает его самого – за дурное настроение с утра, за неудачный день, придумав поводом что угодно. Я настолько ему ненавистен? – остолбенело задыхался Ларри. Нет, отвечали глаза Рэя. Ты настолько не соответствуешь тем иллюзиям, которые сам же мне и пообещал. Я сам им – не соответствую, ни на кнат – как я могу принимать того, что подсунул мне – не меня и заставил поверить в него?
Кулак в челюсть, ботинок в ребра, схваченный в петлю выдернутый из джинсов ремень – по спине, по плечам и рукам, обхватившим голову – добивать ногами, крича – Мерлин, ему есть, за что меня ненавидеть. Он не в том течении, где можно найти и увидеть причину, но это не помешает ему умереть, ненавидя.
Умереть не в одиночку, о нет, потому что за избиением рано или поздно вставала сжигающая Рэя ревность, которой неважно, существует ли «круг» и есть ли в мире Рик Мэллоун. Ревность требовала застолбить свое, и ремень захлестывал уже обнаженную кожу, и любые попытки отбиться лишь приближали неизбежное – рано или поздно он возьмет свое силой, устав гадать, хочет ли вообще быть с тобой, и с тобой ли. Рано или поздно ты будешь валяться после его оргазма, вцепившись в подушку с остановившимся мертвым взглядом, не видя перед собой ничего, даже целующего в притворном раскаянии твои плечи Рэя, обмирая в ужасе от единственной мысли – теперь ты никогда не сможешь уйти от него. Ты убьешь его, уйдя, и убьешь его, оставшись. Вы оба уже мертвы.
Он торопливо перебирал струи, перекрашивая течения и меняя потоки – ну можно же хоть как-нибудь повлиять? Существует же что-то, какой-то путь, который закончится по-другому – он просто обязан существовать! Взгляд ледяных темных глаз по-прежнему прожигал насквозь, будто впечатывая, вбивая еще дальше, еще глубже. И не было слов – никаких упреков, никакой поддержки, даже интереса. Только – я знаю тебя. Я знаю, что ты сейчас делаешь. Просто – знаю. Ты ищешь недостижимое.
Поговорить с Рэем? Ярость. Попробовать лаской? Ярость. Криком, в конце концов? Ярость. Требованием? Игнорирование и ярость. Пойти с просьбой к учителю? Усиление ненависти и ярость. Привлечь «круг»? Взрыв. Вытащить тему на обсуждения на занятиях? Временная отстраненность и взрыв. Рассказать все и напугать? Взрыв. Развернуться и уйти? Взрыв.
Ларри никогда раньше не знал по-настоящему, что такое – бессилие. Что такое – когда все повороты действительно пройдены, и вы еще существуете, каждый из вас, но вы и правда уже мертвы – оба. Прошло всего три недели, но уже слишком поздно. Ты успел убить его. Сколько же в тебе силы, Ларри, если ты справился настолько быстро?
Сколько силы – в нем, если, направленная тобой не в ту сторону, она привела его к мертвой точке с такой скоростью.
Ты умираешь здесь, и все твои поиски не имеют смысла, потому что единственное возможное сейчас будущее – то, в котором ты останешься здесь навсегда. Уже сделав все, что только мог, чтобы разбудить в нем худшее и заставить перекрыть лучшее целиком, ты исчезнешь, и больше никто не сможет повлиять на Рэя, никак. Смотри, как он замкнется по возвращении, а маги воспримут это как должное, ведь Рэй потеряет воспитанника. Смотри, как он будет строить по кирпичику новую картину своего мира, в котором одиночество возведено в культ, а связи – хоть стихийные, хоть добровольные – приравнены к преступлению. Смотри, сколько времени ему понадобится, чтобы пойти против магов.
Перебери варианты еще раз – оптимальный всегда возможен, и ты видишь его. В идеальном случае, если маги успеют отреагировать, Рэй умрет от руки учителя, не успев забрать с собой никого. Посмотри, сколько условий потребуется, чтобы воплотился в реальность именно идеальный случай.
Наверное, должна была бы быть горечь и отчаянная жажда выбраться отсюда, остаться рядом с Рэем и продолжать искать нужный путь, пытаться влиять, чтобы успеть помешать и остановить. Наверное – если бы еще оставалось «я», которое можно было бы с упоением бичевать.
Ларри не чувствовал ни жажды, ни горечи – только боль, всеобъемлющую, как мощь глубины – за Рэя, за тех, кому случится жить рядом с ним. За людей, которые уже получили одного Кристиана Эббинса, и еще не знают, что вот-вот, возможно, получат второго. Что меняет тот факт, что виновен и ответственен за все это один-единственный водный маг, которого завтра даже не будет в живых? Неважно, проклянут ли обе расы его имя или так и не узнают о нем – будущего этим не изменить. Ты всего лишь был счастлив наконец-то потешить собственных демонов, обнаружив, что стал магом. Ты понятия не имел, во что это выльется. И теперь абсолютно неважно, хотел ли ты – этого, был ли готов, выбирал ли такое будущее и хочешь ли, чтобы оно стало другим. Теперь уже все неважно.
Смотреть, куда обрушивается поток – ужасающе, но куда страшнее видеть при этом, одновременно, другой – тот, которому никогда уже не вернуться. Состоявшегося мага Огня – уникальную силу, не имеющую себе равных. Слепящий багрово-красным опаляющий свет, неиссякаемый источник тепла, путеводный и непримиримый, невообразимая мощь и величие – и все то, на что они уже никогда не станут способны. То, что призвало и один-единственный раз заставило откликнуться и всколыхнуться когда-то, тысячи лет назад, равную ему силу – в тебе.
Кто ты, маг? – леденил сознание темный взгляд. Ты ведь сейчас видишь все, и себя тоже.
Я – тот, которому было суждено свое величие и своя боль, согласился Ларри.
Но не может быть большей боли, медленно улыбнулся он, глядя на разворачивающийся перед ним еще один пласт глубины. Иссиня-черной, темной, засасывающей и бездонной, поглощающей без колебаний и без колебаний разящей, способной вобрать в себя все и остаться собой. Я знаю тебя, – закрыл глаза Ларри, с улыбкой проваливаясь сквозь пелену слез в эту непроглядную темень. Я вижу тебя, и то, чем ты никогда не станешь, и то, чем не станет симбиоз двух сил, и все, что могу – это оплакивать вас, невозможно прекрасных в своей развернувшейся мощи, глядя на то, чему никогда не произойти.
Я вижу тебя – и вижу поток, в котором ты прошел выбранным путем, превратившись в растворившуюся в бездне каплю, и во мне нет ничего, кроме боли. За тебя и Рэя, учителей и людей, и магов, за будущее двух рас, в котором не выпадет жить и любить ни тебе, ни ему.
Я вижу тебя, Лоуренс – маг, поправший все и сломавший все, убивший то, на что не имел права посягать, монстр, исковеркавший и себя, и наставника, оттянувший друга на сотню шагов назад. Чудовище, к которому глубина оказалась милосердной, встретившись на пути раньше, чем оно успело дотянуться и исковеркать кого-то еще. Выродок, гибнущий под грузом стыда и вины – ты слышишь? Я люблю тебя.
Я прощаю тебя. Бездна рассудит по-своему и раздаст по заслугам, но мне не за что тебя винить, и не мне брать на себя право судить.
Упокойся в глубине с миром – теперь я знаю, что значат эти слова. Что твой стыд стал моей болью, и это облегчит твой путь на капли, утяжелив мой на толщу бездны. Что мне не все равно, кем ты был, и почему так случилось, и что стало причиной, и почему смерть пришла к тебе.
Я могу лишь оплакивать тебя бесконечно, сколько буду дышать – тебя, и Рэя, и этот город, в котором больше боли, чем способна вместить одна, чья угодно, душа. Весь мир вокруг – боль, и пусть лучше я тоже растворюсь в глубине, чем выберу между собой и ею снова – себя.
Разве не за этим мы здесь – мы все? Мы ничего не можем поделать – люди чувствуют то, что чувствуют, и не в наших силах запретить это каждому – можно лишь видеть и оплакивать, чтобы чья-то боль стала моей. Боль – каждого. И пусть не существует пути, на котором я мог бы исправить то, что ты сделал, но если бы этот путь был возможен, я бы взял его на себя. Потому что, даже если это и есть смерть, моя боль спасет хотя бы несколько жизней, даст этому городу еще хотя бы немного времени. Когда «я» уже мертво, то неважно, выполнил ли маг всю задачу или умер, захлебнувшись ее половиной. Важно только то, сделал ли он хоть что-нибудь.
А его смерть неважна тоже.
Нет такой боли и нет таких слез, чтобы сравниться – с этим. Я уже мертв, наверное, и именно поэтому вижу сейчас все, даже то, что недостижимо. Путь, который я искал, существует, потому что существует причина, по которой у Рэя нет выхода из темницы его заблуждений – и она не в нем, а во мне. В том, что я чувствую к нему.
Мерлин, я не смогу, в отчаянии подумал Ларри. Я не смогу – слышишь?
Во взгляде напротив плеснулась неприкрытая боль – только теперь, будто прорвавшись сквозь треснувшую плотину льда – и Ларри вцепился в нее, не находя больше ни мыслей, ни слов. Его словно ошпарило узнаванием, и слова уже не требовались – достаточно было смотреть, не отрываясь, в собственный взгляд – в себя того, каким невозможно стать – и кусать губы, захлебываясь от рыданий – я не смогу. Ты не можешь предлагать это мне, ведь ты знаешь, чего это будет стоить.
Я – знаю, ответил взгляд.
Ничего, кроме знания. Никаких желаний, никаких чувств, ничего – только знание. И боль – и твоя, и чья угодно еще. Навсегда.
Ларри плакал, захлебываясь рыданиями, свернувшись в комок на жесткой кровати гостиничного номера. Холодный воздух опалял руки, перехватывая горло, не давая вдохнуть, и где-то рядом – Ларри это чувствовал – задыхался в своем аду потерявший сознание Рэй. Сотни тысяч беззвучных человеческих криков, бьющихся внутри, не перекрикивающих тишины одного его дыхания. Так всегда теперь будет? – беспомощный вопрос ни о чем. Мы никогда не вернемся друг к другу?
Если ты не поверишь в это, то никогда, безмолвно качнулась внутри ледяная бездна.
Нет разницы – верить или знать – слезы текут потоком, смешиваясь, переплетаясь ручьями – нет никакой разницы. Есть то, в чем предстоит жить, и если в нем больше нет вас, нет твоих чувств и желаний, то нет и будущего, в котором это изменится.
Неважно, поверишь ли ты на время, что это навсегда, или будешь знать точно. Твое одиночество в любом случае – бесконечно. Твой путь, на котором нет не только самого Рэя, но и твоих чувств к Рэю – только он может вывести вас, если ты выдержишь, если научишься жить один, зная, чем рискуешь, не удержав Рэя на грани. Ты так устал отвечать за чужие ошибки, маг. У тебя впереди вечность, чтобы научиться отвечать – за других магов, за все, что они сделают, и к чему ты их приведешь.
В одиночестве.
Даже если сейчас тебе кажется, что ты надорвешься.
Жанр: вероятно, драма
Размер: мини
Заказчик: Raen
Время действия: середина 17 главы
читать дальше* * *
Это были очень длинные три недели.
Ларри так и не понял, может, у всех магов со временем что-то странное, и теперь так и будет всегда – проживаешь будто несколько жизней, одну за другой, а потом оказывается, что прошла всего неделя, или две, или месяц. И попытка взять и соотнести с календарем собственные ощущения каждый раз заканчивается легким непониманием, и хмыкнуть хочется, мол – это шутка, да? Три недели назад он был человеком.
Хотя как раз это сейчас уже было совершенно неважно.
Не поднимая головы, он бросил взгляд исподлобья на копающегося в сумке хмурого Рэя. Тот кусал губы, сосредоточенно прикидывая, что еще взять, что забыл положить – такой весь «не подступишься» всякий раз, когда есть повод почувствовать себя хозяином ситуации. Ларри все еще побаивался такого Рэя – и так и не научился пока находить к нему подход, но это тоже уже было неважно. У них вся вечность впереди, и от одной мысли об этом страх исчезал, и хотелось только, пряча улыбку, смотреть, смотреть на эту хмурую вертикальную морщинку на лбу, ожидая, когда наставник застегнет сумку и переведет на него непроницаемый взгляд, спрашивая – готов?
Ларри чувствовал, что пойдет за ним куда угодно. Несмотря ни на что.
Так было и с самого начала, хотя на этом сходство заканчивалось. Ларри хорошо помнил, как открыл глаза, одуревая от тяжести в звенящей голове и монотонной, почти потусторонней какой-то усталости, будто только что вычистил голыми руками поляну за стадом кентавров – и увидел его. Как Рэй неуверенно улыбнулся, и Ларри почему-то сразу, в ту же секунду окончательно почувствовал и поверил, что знает этого парня давным-давно, всегда знал, только не помнил об этом. И что это почему-то настолько правильно – то, что рядом именно он – что только обалдело моргать и остается.
Что бы Рэй ни делал тогда, в первые дни, все будто укладывалось в одну картину, слаженную до мельчайшей зазубрины. Ларри казалось, что они прожили вместе вечность, почти ни слова не сказав друг другу, молчаливо приняв, что попробуют просто слушать, не разговаривая, что сломать это хрупкое безмолвное волшебство успеют и позже. И когда потом выяснилось, что за эту наполненную нескончаемым зыбким ощущением друг друга вечность прошло каких-то три дня, это было даже смешно. Три дня – ничто, когда вы вольны не быть должными ничего никому, и можно не заниматься ничем и не мчаться никуда ни по каким делам. Только находиться рядом. Можно даже молчать, общаясь без слов, потому что и искать слова вы не обязаны тоже.
Это чувство – я могу быть не должным больше ничего никому – тогда, в первые дни, оглушило так сильно, что Ларри не мог заставить себя заговорить вслух потом еще несколько дней, даже на занятиях. Рэй был рядом всегда, каждую минуту, и чувство незаметно трансформировалось в убежденность – я могу быть не должным больше ничего никому, пока есть – он.
Сейчас Ларри уже плохо помнил, как будто и правда прошло слишком много времени, но иногда ему смутно казалось, что тогда, в те дни это Рэя даже смущало. Хотя и льстило, и привлекало до невозможности, но он будто сопротивлялся, время от времени набирая в грудь воздуха и глядя на него, подбирая слова, чтобы – что? Ларри не знал наверняка, и так и не узнал – Рэй все равно ни разу так ничего и не возразил толком. Просто смотрел ему в глаза, постепенно теряя весь пыл по капле, сплавляясь во всю ту же безмолвную нежность – ну что ты творишь, Ларри, не надо, вот бесенок же – и Ларри только торжествующе фыркал, видя, как он сдается. Все будет хорошо – это он чувствовал точно, знал твердо и наверняка – и неважно, что Рэя что-то там держит, смущает или останавливает. Ему достаточно посмотреть на воспитанника, чтобы в конце концов, махнув рукой, сдаться.
Ларри ведь ничего и не предлагал – только радоваться вместе с ним все тому же. Мы больше никому ничего не должны. Я не должен. Потому что у меня есть – ты.
Я слишком устал быть должным, Рэй. Я отдал столько, что стать магом после этого – избавление.
Выйдя из комнаты бесконечность месяцев спустя – на четвертые сутки по календарю – прожив за это время столько, что предыдущая жизнь уже стерлась в пыль, а Рэй успел врасти в него каждым нервом, Ларри обнаружил еще массу интересных возможностей. Например, что на Рэя можно восторженно и преданно смотреть снизу вверх, когда рядом другие маги, и Рэй будет кусать губы и тушеваться, не находя в себе сил цыкнуть, но млея, млея внутри от этих взглядов, захлебываясь беспомощной жаждой видеть их снова и снова. Что можно идти за ним по коридору, почтительно отставая на шаг, давая понять – ты впереди, ты первый. Что можно молча садиться у его ног в общей гостиной, глядя в пол, всем видом давая понять – тебя ничто не колышет, кроме него, и ты сделаешь что угодно, стоит только ему захотеть. Ларри чувствовал, что нащупал верную нить. Он хотел лишь одного – чтобы Рэй не беспокоился ни о чем, чтобы поверил ему и отпустил то, что заставляет его сопротивляться. Где-то за всем этим, так недалеко впереди, маячило бездумное и безумное счастье, тишина вечеров и тепло губ Рэя на виске, когда он целует перед сном, и приходящий только в его объятиях покой, когда ночи раздирал очередной кошмарный сон. Ларри рвался в это будущее с головой, уверенный – Рэй тоже этого хочет.
Просто боится.
Все изменилось, неуловимо, но бесповоротно и глубоко, когда поймавшая их после занятий в коридоре девчонка лет десяти прижала Ларри к стене и радостно оповестила мир, что он, хоть пока и не знает этого, но совершенно точно – водный маг. Для Ларри это не значило ничего – водный так водный, он тогда только плечами пожал – а Рэя будто ледяной водой окатили. Так и стоял, глядя на девчонку такими глазами, словно хотел схватить ее на руки и подбросить аж до небес, чтоб заверещала от счастья.
Ларри потом попытался спросить – ему что, водные маги как-то особенно нравятся? – но Рэй только улыбнулся и покачал головой. То ли, мол, неважно все это, то ли – ты не поймешь, то ли – забудь, долго рассказывать. Какая разница? Почему бы Рэй ни осторожничал раньше, с этого дня он перестал. И еще – он перестал просто быть рядом, и стал – вместе. Ладонью по спине, по плечам, переплетенными пальцами, жадным взглядом в затылок, испытующим ожиданием, словно еще чуть-чуть, и Ларри должен был превратиться во что-то невыразимо прекрасное, долгожданное, по-настоящему родное. Невозможно было ошибиться, слыша этот поток – так ждут выстраданное за годы одиночества счастье, в котором уверены. В котором не сомневаются.
Ларри не знал, почему новость о его клановой принадлежности сломала страх Рэя, но по большому счету ему было неважно. Для него самого объяснение ничего не меняло. Просто Рэй наконец-то понял, что рядом с ним не кто-то, свалившийся на голову и способный завтра исчезнуть, а такой же стихийный маг, как и он. Партнер, с которым свела стихия, с которым – это до Ларри доходчиво донесли на занятиях почти сразу – он и не должен будет никогда расставаться.
Это волновало и будоражило до дрожи, до колотящегося пульса в висках – они никогда не расстанутся. Им не нужно гадать, хорошо это или плохо – быть вместе – все ответы уже даны с самого начала. Они предназначены друг другу, это данность, из которой теперь предстоит строить жизнь, и как в этой жизни может быть хоть что-то не так, если данность – она вот такая? Ларри впервые чувствовал себя обреченным не на обязанности, не на одиночество и не на долг, а – на счастье. Он больше ничего никому не обязан, у него есть Рэй, а быть магом здорово и так правильно, будто ты мыкался семнадцать лет неприкаянным, измотался до отупения, до беспамятства, едва не рехнувшись, и в награду наконец-то оказался вдруг на своем месте. Там, где ты нужен, где можно ничего больше ни за кого не решать и не быть ответственным ни за чьи ошибки. Где парень, который теперь отвечает за вас обоих – за все – и от взгляда которого бросает в жар – твой наставник, и в этом мире не бывает связи сильнее.
Ты имеешь право хотеть его – однажды сказал ему Рик. Ларри не мог ему не доверять, и не мог не видеть, что Рик не всегда говорит то, что сам думает – слишком часто его слова вдруг начинали складываться не его языком, будто голосом мага говорила сама стихия, и слишком часто потом Рик сам не очень помнил, что именно только что сказал. Это выглядело, как еще одно таинство магии Стихий, и это таинство – разрешило. Ты имеешь право хотеть его – у Ларри горели уши целую ночь потом, когда он лежал, спрятавшись под одеяло с головой, помимо воли снова и снова вспоминая слова Рика. Плохо или хорошо хотеть парня? Теперь он имел еще и право усмехаться в ответ на такие вопросы. Он больше не был обязан следовать никаким нормам. Он – маг, а, значит, нормы его уже не касаются.
Но и эта жизнь тоже кончилась – как потом с ужасом понял обжившийся в ней всем своим существом Ларри, глядя на календарь, всего через полторы недели. С того момента, как Рэй увидел их с Риком в коридоре замка – они разговаривали шепотом, стоя у стены и прижавшись лбами друг к другу. Рику так нравилось, а Ларри нравилось делать то, чего хочет Рик, уж слишком нечасто выпадала тому возможность даже не то что воплотить свои желания, а – захотеть их воплотить. Рик говорил, что только с ним хочет того, чего хочет сам. Ларри не понимал, что это значит и почему так, но радовался любой возможности сделать Рику приятное так же сильно, как радовался возможности сделать приятное Рэю.
Но Рэй даже не дал ему ничего объяснить. Или дал? Просто не слушал, что бы Ларри ни пытался сказать – только, притащив его домой за шиворот, как щенка, орал и шипел сквозь зубы, на каждую попытку возражения с силой толкая его в стену снова и снова. Ларри тогда показалось, что еще немного, еще один его бессвязный бульк о том, что Рэй все не так понял, что ему не о чем беспокоиться, что никто не сможет никогда ничего изменить между ними – и все нарастающая ярость огненного мага рванет неуправляемым взрывом, разнося к Мерлину по камням бедный замок. Ларри заглядывал в горящие злобой бешеные глаза снизу вверх, хватал за руки, прикасался, уговаривал, трогал – и пугался все сильнее с каждой секундой, до ужаса и отчаяния.
На Рэя не было управы, или Ларри ее не нашел. Тогда Рэй в конце концов хлопнул дверью так, что в окнах жалобно дзинькнули стекла, и исчез до утра, а измочаленный страхом и ожиданием Ларри, под утро забывшийся тяжелым сном, проснувшись, нашел его на балконе и, осторожно подойдя, молча сел у ног, ткнулся лбом в колено, закрыв глаза – ну а что он мог бы сказать? А Рэй не глядя сжал в кулак волосы на его затылке, притягивая еще ближе, и на миг Ларри показалось – это он в отчаянии, а не я. Он просто боится меня потерять.
Мысль согрела в мгновение, и вся горечь испарилась. Я нужен ему. Я ему необходим. Ларри поднял голову и неуверенно улыбнулся, не отводя глаз, выжидая минуту за минутой, пока Рэй не сжал зубы, отворачиваясь – сдаваясь. Как всегда. Напряженный и настороженный теперь, будто ждущий удара исподтишка, он позволял снова подбираться к себе так неохотно, словно и не было предыдущих дней и недель. А еще вечность – два дня по календарю – спустя Ларри и сам поверил, что – не было. Или было слишком давно, чтобы иметь значение.
Сбегать к водным магам, озаботившись придумать для Рэя причину исчезновения, он наловчился довольно быстро. Это оказалось не так уж и сложно – врать наставнику. Ну, не может Рэй чего-то понять, так не может, кто бы знал, почему, хотя Брайан что-то про Дину пытался рассказывать, пока не плюнул, потому что Ларри все равно ни гоблина не понял, при чем тут она и какое все это имеет отношение к самому Ларри. Рэй стал дерганым, подозрительным и вспыльчивым – и это жутко пугало – и в то же время каким-то беспомощно нуждающимся, а это грело и давало надежду, что все непременно будет хорошо. Иногда бывали вечера, когда они сидели на балконе и смотрели на закат, и Рэй почти расслаблялся, позволял Ларри прислониться к нему, обнимал за плечи и ерошил волосы на его макушке осторожными теплыми пальцами, и можно было улыбаться, глядя на смуглый профиль, утыкаться лбом в плечо и тихо фыркать там, слушая. Рэю нравилось, очень нравилось, Ларри это точно знал, и нравилось прикасаться, хотя иногда на него словно что-то находило, и он то начинал вдруг старательно избегать прикосновений, то маниакально использовал каждый повод дотронуться, всеми силами делая вид, что это случайность и ничего не значит. Ларри уставал от его непоследовательности и ставших все более частыми вспышек гнева, от придирок по мелочам, но все это тоже было неважно. До тех пор, пока получалось сбивать гнев тем же вовремя опущенным в пол покорным взглядом и старательной обожающей улыбкой. Властному и беспокойному Рэю было необходимо чувствовать, что Ларри не пойдет против него и против его решений, и Ларри изо всех старался доказать и подтвердить. Ведь он доказывал – правду.
Пока Рэй это чувствовал, возможные взрывы отодвигались – нужно было всего лишь грамотно выбирать время или вовремя придумывать безобидные объяснения, когда исчезаешь, чтобы встретиться с Риком, или в «круг», не позволять себе того, что Рэй бы не одобрил, там, где он может это увидеть, следить, чтобы никто из ребят не сказал при нем ничего лишнего. А дома восхищенно смотреть на него снизу вверх, смеяться его шуткам и позволять себе дурацкие вольности вроде «да, мой господин» в ответ на любую просьбу. Такое сносило с Рэя всю напряженность в момент, оставляя лишь жадную и отчаянную, немного скомканную изумленную – нежность.
И неважно, что Рэй пока не очень умел ее выражать. Нам теперь можно все, слышишь! – пытался и не мог прокричать ему Ларри, но верил, безоговорочно верил, что докричится. Рэй просто еще не понял, что, когда Ларри рядом, можно действительно – все. Им обоим.
Предстоящую поездку в «кругу» обсуждали до споров и последующей беспомощной выжатости. Каждый был уверен только в одном – это как встреча со стихией, примерно. Правда, никто, кроме Дэна, не знал, что при таких встречах чувствуешь, но будто ощущали всей кожей – еще вот-вот, и стихия покажет им главное. Про них самих, про их будущее и настоящее, именно то самое, чего так не хватает, чтобы понять вообще все. Как последняя деталь, которая заставит заиграть смыслами все остальные.
Мне кажется, я там умру, прошептал Рик на ухо Ларри, когда все разошлись. Мы так запутались сейчас, я вообще не знаю, что мы можем дать этим людям, мы трое. Я просто умру там, а они не смогут помочь мне. Туда нельзя настолько запутавшимся. Это убьет нас, только и всего.
Ларри не нашел, что ответить – так и сидел, обняв худые плечи Рика и зарывшись ладонью в волосы на его затылке. Если ты умрешь, мы больше не увидимся, невпопад проговорил он наконец, и Рик почему-то фыркнул и отстранился, потер кончик носа. Нет уж, увидимся, это точно, покачал он головой, улыбаясь. Спасибо тебе.
Ларри не понял, за что. А потом всю ночь думал – как это будет с ними, с ним и Рэем, там? Если Рик справится, то и мы тоже, убеждался он. А значит, Рэй поймет все. Перестанет ревновать и бояться, перестанет шарахаться от прикосновений – я же вижу, он тоже хочет меня. Пусть не так, как я, пусть ему страшно настолько, что проще до сих пор делать вид, будто просто погладить меня по спине – преступление, и можно только когда я прошу сведенную мышцу размять. Рэй ошибается, и стихия даст ему это понять, наверняка даст. Это единственный способ вернуться – нужно, чтобы Рэй перестал психовать и заводиться с полпинка, как только что-то не так, и орать часами за каждое разбитое блюдце, и лезть в драку по каждому поводу. Драться с ним Ларри вообще не хотел, но Рэю плевать же – его когда так заносит, он не соображает уже, и с каждым разом это все хуже. Хотя Ларри честно старался больше не попадаться ему на глаза даже просто разговаривающим с кем бы то ни было, и новых поводов ревновать у Рэя быть не могло.
Он звереет с каждым днем, неохотно признался себе Ларри, сидя с мантией в руках и глядя на наконец застегнувшего сумку наставника. А я его такого боюсь уже до истерики, и понятия не имею, как ему доказать, что он ошибается, требуя от меня беспрекословных подчинений по первому зову. Потому что я и так счастлив подчиняться ему, и не нужно ничего требовать – я уже принадлежу ему весь.
Но сегодня все изменится. Кажется, это тоже счастье – знать, что вы идете туда, где стихия неизбежно покажет Рэю, как он неправ, и дальше вы только будете вместе. И никаких больше драк, свар и ссор, никакой ревности и непонимания.
- Готов? – спросил Рэй, переводя на него хмурый взгляд.
Ларри кивнул, привычно не поднимая головы.
* * *
Два часа спустя память, ожидания и привычки перестали иметь значение.
Ларри с трудом догадывался, сидит он или лежит, или висит в пустоте, или падает в нее, стремительно набирая скорость. Мутный воздух тускло подергивался перед глазами, смазывая очертания, путая и смывая их, переплетая предметы комнаты в узоры и горсти и безразлично швыряя их прямо в лицо. Они взрывались где-то внутри черепа с глухим низким звоном, от которого деревенели мышцы и невыносимо ныли все зубы сразу, и Ларри с трудом дышал, пережидая приступ, запрокидывая голову и поминутно облизывая пересохшие губы. Шею ломило так, что стреляло в ушах, и ничего в этом мире не оставалось, кроме этого ломающего дискомфорта, боли и удушливого, леденящего запаха, который не получалось не вдыхать, и от которого стон срывался на вой.
Будь все проклято, задыхался Ларри, силясь выдраться из кошмара, в котором увязал все глубже с каждой секундой. Темнота наступала, медленно сжимая кольцо, неотвратимая и бесповоротная – я не хочу, стонало что-то внутри. Я не хочу, не туда, только не так! Не сейчас!
Барахтаться в ней – все равно что отбиваться от глубины, бездна засасывает, и уже смешно и странно вспоминать дурацкую иллюзию, будто ты валяешься на кровати в гостиничном номере. Тебя выдернуло сквозь пленку между мирами, и здесь нет ничего человеческого – только бездна и глубина, сдавливающая, втягивающая в себя одним долгим вдохом.
Ты ведь сам хотел умереть, укоризненно смотрят из темноты глаза Рика. Ты сделал все, чтобы умереть.
Я знаю! – коротким всхлипом, нелепо взмахнув, защищаясь, руками, которыми еле можешь пошевелить – бездна сильнее тебя. И я знаю, – эхом откликается она одобрительно, и глаза Рика оплывают контуром, перетекая, переплавляясь в другие, бездна в бездне, темная и непрозрачная. И в этих глазах – ничего знакомого.
Кто ты? – отчаяние и бессилие в собственном голосе, но взгляд непроницаем, он будто прожигает ледяным потоком насквозь. Кто ты? – заорать, срываясь на хрип, силясь отодвинуться, забиться подальше от них – непонятно, почему так важно узнать, ведь здесь нет того, кто мог бы решить – важно или нет. Здесь нет меня, цепенея от ужаса, догадался Ларри. Пальцы машинально скользнули вокруг в попытках найти опору, но им не за что хвататься. Меня больше нет.
Тебя больше нет, – отзывается бездна, и взгляд темных глаз не осуждает, не сочувствует, не ждет – в нем нет ничего, за что был бы шанс уцепиться и выбраться. В нем нет вообще ничего, и пустоты тоже нет – бездна в бездне, огромная пропасть. Две бездны, почему-то впивается в сознание непонятная мысль. Вас двое. Ты убил вас обоих.
Я знаю, – губы не шевелятся это выговорить, и еще больней понимать, что ты знаешь, действительно, ты всегда это знал. Ты сделал все, чтобы вы умерли оба. Отвернуться бы, спрятаться, но тело не слушается, трещит застывшей ледяной коркой, которую пытаются смять, и глубина давит сильней и сильней, не давая пошевелиться. Ты беспомощен и беззащитен, ты никто – можешь только тонуть, распятый бездумной силой, выпотрошенный взглядом, которого не способен даже узнать.
Ларри никогда в жизни еще не был так близок к грани, пусть даже жизнь, которую помнил и к которой привык, превратилась сейчас в хаотичный набор всплесков памяти, в мешанину имен и картин, смыслов, догадок, и все это не значило ничего. Что бы ни подсовывала память, оно лишь било наотмашь, заставляя давиться от собственной глупости и слепоты. Даже выламывающая суставы, затягивающая боль, которая словно отодвинулась, не уменьшившись, как будто тоже переставала иметь значение.
Здесь ничего не было важно – Ларри расхохотался бы в лицо самому себе, тому, который тысячи лет назад шагал в камин, отправляясь сюда, прямиком на тот свет, с умным видом встав на дорогу с билетом в один конец. Это будет, как разговор со стихией, серьезно кивал Дэн, глядя из своего угла комнаты. Но здесь не было разговоров. Только бездна – и беспомощность, и приковывающий взгляд незнакомых ледяных темных глаз, высвечивающих насквозь, выворачивающих наружу все то, чему так успешно получалось давать другие имена столько времени. Всю свою жизнь.
У тебя была бесконечность, дышала холодом в лицо бездна. Ларри не знал, чем возразить – календарное время не имеет значения, он помнил это слишком отчетливо, чтобы сопротивляться. Ты можешь прожить вечность за сутки, изменить все и оторваться от прошлого за три дня, и неважно, сколько лет или недель родившемуся в тебе магу. Достаточно того, что ты мог успеть, но предпочел что-то другое. Из тысяч внутренних голосов ты выбрал не тот, который привел бы тебя к жизни.
Не так, с упреком покачал головой Рик. Из тысяч голосов ты выбрал тот один, который привел тебя к смерти.
Вас обоих, согласились бездонные темные глаза.
Нас двое – Ларри помнил это, но осознавал и то, что больше толком не помнит о наставнике ничего. Память подкидывала нечто ускользающее, неуловимое, за которым вставало необъяснимое иррациональное ощущение сгустка исполинской силы, коснувшейся его однажды, когда-то очень давно. И то, как в ответ всколыхнулось тогда внутри что-то другое – собственное – равное этой силе, два сгустка, еще не осознавших себя. Один-единственный миг, когда не было ничего, кроме тишины между ними, и ничего больше и не было нужно – и важно – и то, что больше никогда потом это чувство не возвращалось. Как будто сблизившая две силы стихия оставила их друг другу, а те так и не сумели осознать себя, вцепившись в собственное прошлое. В человеческие оболочки, которые надлежало отбросить.
Неправда, отозвался опирающийся о стену, молчаливо запрокинувший закрытое ладонями лицо Филипп. Неправда, откликнулся прижавшийся лбом к его бедру, стоящий перед ним на коленях Брайан. Неправда, качнул головой Дэн, обнимая со спины улыбающуюся рассвету человеческого города девочку с недетским лицом.
Неправда, обессилено всхлипнул в подушку измученный рыданиями Рик.
Неправда, закрыл глаза Ларри. Силы и человечность – другое. Мы оба выбрали путь, на котором нет места силам, и они так и ждут, закукленные сгустками где-то внутри нас. Они еще не знают, что им – не дождаться.
Им вообще нет дела до того, станем ли это мы, или кто-то другой даст им вырасти, с ужасом осознал он. Сила безлична, как тяга воронки в бездне, она лишь размажет того, кто встанет у нее на пути, предпочтя служению ей любование собой и глупость. Решив, что обладает правом выбора – служить или не служить.
Нестерпимый, прожигающий насквозь стыд и горечь захлестывали с головой, и бездна казалась избавлением, а незнакомые темные глаза все смотрели и смотрели, припечатывая взглядом, не осуждая, не укоряя и не ожидая ничего. Просто смотрели, и Ларри читал в них бьющее под дых точностью понимание – его всего, полностью, целиком – но не находил поддержки. Я знаю, кто ты, говорили они. Я – знаю.
И больше ничего.
Это расплата, с горечью выдохнул Ларри, зажмуриваясь. Это переход, качнулась бездна. Это – ты, ответил взгляд. Посмотри и почувствуй – кто ты.
А я могу? – беспомощно подумал Ларри. Глубина медленно врастала под кожу, не быстрей и не медленней от того, что Ларри перестал, наконец, сопротивляться ей, но ему больше не было страшно – я часть ее, я часть всего, что здесь есть, я вот-вот стану только этой частью, и все. Закономерность не может пугать, пугает предопределенность, которой силишься избежать, и страх уходит, как только принимаешь неизбежное. Я умираю, – он пытался заставить себя проговорить это вслух, но губы не слушались, а мысли стекались в капли и лужицы, то и дело меняя форму. Я становлюсь собой. Каждый становится собой, когда умирает – почему же я так боялся смерти, если она это и есть я? Почему ее боялся Рик?
Оказалось достаточным лишь потянуть за нужный поток, чтобы он качнулся и приблизил, развернув, целый невидимый раньше пласт еще одной глубины – светло-синей, прозрачной до ослепления. Ларри смотрел в нее, задохнувшись от восхищения ее теплом и светом – я помню тебя, Ричи – он коснулся бы рукой этого света, если бы мог, если бы здесь что-то значили прикосновения. Я знаю тебя.
Я знаю, чем станет сгусток силы, живущий в тебе, вижу сейчас так явственно, словно это уже случилось. Нам не дано знать будущее, но нам и не нужно – достаточно смотреть в глубину, в самую суть, чтобы увидеть ее состоявшейся.
Я тебя вижу.
Если это и есть смерть, то весь ее ужас лишь в том, что не остается ни одной маски, и куда ни смотришь, везде видишь ту самую глубину – настоящую. Я знаю тебя состоявшимся, Ричи, знаю главное о том, что тебе еще только предстоит сделать. Я бы плакал сейчас, если бы еще было чем, если бы мог – я бы оплакал твою душу и все, через что она пройдет на этом пути. Я бы оплакал нас всех – и каждый миг, когда нам придется убивать часть себя, чтобы дать жизнь другой части – каждую маленькую смерть на пути к жизни. Каждую маленькую боль, невыносимую изнутри и невидимую снаружи, крест любого из нас – видеть и оплакивать, и молчать, ведь ничего больше и не нужно, кроме как – видеть. И чувствовать.
Бездна в глазах напротив качнулась, отзываясь – не соглашаясь и не отказываясь, нет здесь «да» или «нет», теперь Ларри знал и это тоже. Глубина не может быть верной или неверной, правильной или нет – есть мириады оттенков, миллионы путей, сплетающихся течений, и одна капля способна изменить весь поток. Ты ошибся, Ричи – я выбрал не единственный путь, ведущий в смерть, а один из бесконечного множества, но и путей, уводящих в жизнь, было тоже не меньше. Я был волен изменить все, добавив новую каплю на любой точке в любое мгновение, и исход стал бы иным, так же, как ты волен умереть, сбившись в любой из дней. И сейчас я вижу и это тоже – хаос наслаивающихся глубин, каждая из которых тянет в каждую, и ты будешь выбирать из них постоянно, всегда. И выбор не станет легче – никогда. Ни твой, ни чей-либо еще, как далеко ни зайдешь, как много ни сделаешь – это и есть настоящая бесконечность, двигаться вперед без права устать и остановиться.
А я думал, что имею право не двигаться вовсе. Что настоящее и будущее теперь зависит не от меня. Что мы… я и Рэй…
Нужный поток будто сам притянулся к ладони – не пришлось даже двигаться, и глубина разошлась, впуская новый пласт, распахивая его во всю ширь, вплавляя в сознание, минуя желания и взгляды – смотри, маг. Увидеть можно все, что захочешь, если бездна живет в тебе. Если ты – это она.
Вероятностей не существует, есть лишь поток, в котором находишься, и в твоей воле сменить его на другой, но не повернуть вспять. Не нужно слышать будущее, чтобы знать, какой именно поток ты выбрал, как не нужно быть провидцем, чтобы видеть, куда лежит его путь – достаточно лишь смотреть на их сплетения и видеть нужный, различая течения до капли. Достаточно лишь, чтобы не существовало тебя самого – уничтожь себя полностью, стань частью глубины без желаний и ожиданий, без того, что перечеркивает весь океан, заменяя его одной глупой надеждой, и ты увидишь.
Ларри зажмурился бы, если бы у него еще были глаза. Рэй был в нем, весь – во всем, каждой своей клеткой в каждой его, бешеной яростью и упрямством, осознанным выбором того, во что Ларри толкал его столько дней, столько раз. Того, чего Рэй избегал из последних сил месяц за месяцем, балансируя на краю, и, решившись под давлением, наконец – выбрал. Тысячи точек невозвращения позади, сотни перекрестий путей, на которых пройдет поворот не туда, десятки несказанных слов и непрочувствованной боли – его некому будет даже оплакать, с ужасающей ясностью видел Ларри. Он разрушит все, через что пройдет, вспышками ярости и бешенства, отточенной, горькой злобы – на тебя, того, кто обещал ему иллюзию счастья. Он хозяин и рука судьбы, он велик и непогрешим, он глава, поставленный тобой на пьедестал, и поздно отговаривать и рушить под ним камни. Свой пьедестал Рэй давно уже охраняет сам, и не подпустит тебя слишком близко, чтобы ты не посмел вмешаться и изменить что-либо.
Он выбрал недоверие в степени, позволяющей не видеть никого вокруг и никого не подпускать, и в его мире никого вокруг больше нет. Только стоя рядом с ним и не чувствуя бездны, можно верить, что еще будут выборы и пути, еще будет брезжащий впереди свет, который притянет вас, но последний поворот уже пройден, и бездна видит все – направления, перегибы и точки, где добавление капли еще меняло течение целиком. Уже неважно, как вести себя, потакать или возражать, объяснять или бить, молчать или уговаривать – Рэй счастлив в своей слепоте, как обрушивающийся навстречу острым камням водопад. В его мире диктуют ярость и незыблемый пьедестал, право повелевать и требовать, и – хочешь увидеть, что было бы дальше, не окажись ты сейчас здесь, где неизбежно умрешь?
Ларри беззвучно задыхался, бессильный отвернуться, сбежать или спрятаться, глядя, как подозрительность Рэя доходит до слежки, и вся ложь, все несбывшиеся клятвы и обещания выплескиваются наружу, взрывая его одной обезумевшей, темной волной. Сознание торопливо перебирало каплю за каплей, силясь добиться несбыточного – если не дать остаться наедине, если взрыв будет в толпе магов? Исключительный вариант – что рядом окажется огненный маг и закроет – заканчивался не одной оранжевой планкой на холме замка, как все остальные. Он заканчивался двумя. Кто бы это ни оказался, ни одному магу Огня не переварить пытку разъедающим изнутри бешенством, даже учителю. Рэй рванет в одиночку – и угробит прорву земных магов школы, Рэй рванет рядом с кем-то – и убьет и его тоже, Рэй рванет за территорией, если успеть заранее получить разрешение и вытащить его туда – и достанется миру людей. Вот только и разрешения Ларри не получить – учителя не дадут Рэю взорваться, они убьют его сами, не дожидаясь. И это будет самый благополучный исход.
Бросить к Мерлину чертов «круг», лихорадочно выхватил еще одну каплю Ларри, бросить к гоблиновым соплохвостам вообще все, ходить за ним хвостом и держать, и следить, заглядывать в глаза и стелиться, что угодно делать, лишь бы только… только… Поток всколыхнулся, принимая новую составляющую. Хочешь подпитать его демонов, отозвалась бездна в глазах напротив. Демоны будут рады.
Ларри едва не застонал от бессилия, глядя, как Рэй избивает его самого – за дурное настроение с утра, за неудачный день, придумав поводом что угодно. Я настолько ему ненавистен? – остолбенело задыхался Ларри. Нет, отвечали глаза Рэя. Ты настолько не соответствуешь тем иллюзиям, которые сам же мне и пообещал. Я сам им – не соответствую, ни на кнат – как я могу принимать того, что подсунул мне – не меня и заставил поверить в него?
Кулак в челюсть, ботинок в ребра, схваченный в петлю выдернутый из джинсов ремень – по спине, по плечам и рукам, обхватившим голову – добивать ногами, крича – Мерлин, ему есть, за что меня ненавидеть. Он не в том течении, где можно найти и увидеть причину, но это не помешает ему умереть, ненавидя.
Умереть не в одиночку, о нет, потому что за избиением рано или поздно вставала сжигающая Рэя ревность, которой неважно, существует ли «круг» и есть ли в мире Рик Мэллоун. Ревность требовала застолбить свое, и ремень захлестывал уже обнаженную кожу, и любые попытки отбиться лишь приближали неизбежное – рано или поздно он возьмет свое силой, устав гадать, хочет ли вообще быть с тобой, и с тобой ли. Рано или поздно ты будешь валяться после его оргазма, вцепившись в подушку с остановившимся мертвым взглядом, не видя перед собой ничего, даже целующего в притворном раскаянии твои плечи Рэя, обмирая в ужасе от единственной мысли – теперь ты никогда не сможешь уйти от него. Ты убьешь его, уйдя, и убьешь его, оставшись. Вы оба уже мертвы.
Он торопливо перебирал струи, перекрашивая течения и меняя потоки – ну можно же хоть как-нибудь повлиять? Существует же что-то, какой-то путь, который закончится по-другому – он просто обязан существовать! Взгляд ледяных темных глаз по-прежнему прожигал насквозь, будто впечатывая, вбивая еще дальше, еще глубже. И не было слов – никаких упреков, никакой поддержки, даже интереса. Только – я знаю тебя. Я знаю, что ты сейчас делаешь. Просто – знаю. Ты ищешь недостижимое.
Поговорить с Рэем? Ярость. Попробовать лаской? Ярость. Криком, в конце концов? Ярость. Требованием? Игнорирование и ярость. Пойти с просьбой к учителю? Усиление ненависти и ярость. Привлечь «круг»? Взрыв. Вытащить тему на обсуждения на занятиях? Временная отстраненность и взрыв. Рассказать все и напугать? Взрыв. Развернуться и уйти? Взрыв.
Ларри никогда раньше не знал по-настоящему, что такое – бессилие. Что такое – когда все повороты действительно пройдены, и вы еще существуете, каждый из вас, но вы и правда уже мертвы – оба. Прошло всего три недели, но уже слишком поздно. Ты успел убить его. Сколько же в тебе силы, Ларри, если ты справился настолько быстро?
Сколько силы – в нем, если, направленная тобой не в ту сторону, она привела его к мертвой точке с такой скоростью.
Ты умираешь здесь, и все твои поиски не имеют смысла, потому что единственное возможное сейчас будущее – то, в котором ты останешься здесь навсегда. Уже сделав все, что только мог, чтобы разбудить в нем худшее и заставить перекрыть лучшее целиком, ты исчезнешь, и больше никто не сможет повлиять на Рэя, никак. Смотри, как он замкнется по возвращении, а маги воспримут это как должное, ведь Рэй потеряет воспитанника. Смотри, как он будет строить по кирпичику новую картину своего мира, в котором одиночество возведено в культ, а связи – хоть стихийные, хоть добровольные – приравнены к преступлению. Смотри, сколько времени ему понадобится, чтобы пойти против магов.
Перебери варианты еще раз – оптимальный всегда возможен, и ты видишь его. В идеальном случае, если маги успеют отреагировать, Рэй умрет от руки учителя, не успев забрать с собой никого. Посмотри, сколько условий потребуется, чтобы воплотился в реальность именно идеальный случай.
Наверное, должна была бы быть горечь и отчаянная жажда выбраться отсюда, остаться рядом с Рэем и продолжать искать нужный путь, пытаться влиять, чтобы успеть помешать и остановить. Наверное – если бы еще оставалось «я», которое можно было бы с упоением бичевать.
Ларри не чувствовал ни жажды, ни горечи – только боль, всеобъемлющую, как мощь глубины – за Рэя, за тех, кому случится жить рядом с ним. За людей, которые уже получили одного Кристиана Эббинса, и еще не знают, что вот-вот, возможно, получат второго. Что меняет тот факт, что виновен и ответственен за все это один-единственный водный маг, которого завтра даже не будет в живых? Неважно, проклянут ли обе расы его имя или так и не узнают о нем – будущего этим не изменить. Ты всего лишь был счастлив наконец-то потешить собственных демонов, обнаружив, что стал магом. Ты понятия не имел, во что это выльется. И теперь абсолютно неважно, хотел ли ты – этого, был ли готов, выбирал ли такое будущее и хочешь ли, чтобы оно стало другим. Теперь уже все неважно.
Смотреть, куда обрушивается поток – ужасающе, но куда страшнее видеть при этом, одновременно, другой – тот, которому никогда уже не вернуться. Состоявшегося мага Огня – уникальную силу, не имеющую себе равных. Слепящий багрово-красным опаляющий свет, неиссякаемый источник тепла, путеводный и непримиримый, невообразимая мощь и величие – и все то, на что они уже никогда не станут способны. То, что призвало и один-единственный раз заставило откликнуться и всколыхнуться когда-то, тысячи лет назад, равную ему силу – в тебе.
Кто ты, маг? – леденил сознание темный взгляд. Ты ведь сейчас видишь все, и себя тоже.
Я – тот, которому было суждено свое величие и своя боль, согласился Ларри.
Но не может быть большей боли, медленно улыбнулся он, глядя на разворачивающийся перед ним еще один пласт глубины. Иссиня-черной, темной, засасывающей и бездонной, поглощающей без колебаний и без колебаний разящей, способной вобрать в себя все и остаться собой. Я знаю тебя, – закрыл глаза Ларри, с улыбкой проваливаясь сквозь пелену слез в эту непроглядную темень. Я вижу тебя, и то, чем ты никогда не станешь, и то, чем не станет симбиоз двух сил, и все, что могу – это оплакивать вас, невозможно прекрасных в своей развернувшейся мощи, глядя на то, чему никогда не произойти.
Я вижу тебя – и вижу поток, в котором ты прошел выбранным путем, превратившись в растворившуюся в бездне каплю, и во мне нет ничего, кроме боли. За тебя и Рэя, учителей и людей, и магов, за будущее двух рас, в котором не выпадет жить и любить ни тебе, ни ему.
Я вижу тебя, Лоуренс – маг, поправший все и сломавший все, убивший то, на что не имел права посягать, монстр, исковеркавший и себя, и наставника, оттянувший друга на сотню шагов назад. Чудовище, к которому глубина оказалась милосердной, встретившись на пути раньше, чем оно успело дотянуться и исковеркать кого-то еще. Выродок, гибнущий под грузом стыда и вины – ты слышишь? Я люблю тебя.
Я прощаю тебя. Бездна рассудит по-своему и раздаст по заслугам, но мне не за что тебя винить, и не мне брать на себя право судить.
Упокойся в глубине с миром – теперь я знаю, что значат эти слова. Что твой стыд стал моей болью, и это облегчит твой путь на капли, утяжелив мой на толщу бездны. Что мне не все равно, кем ты был, и почему так случилось, и что стало причиной, и почему смерть пришла к тебе.
Я могу лишь оплакивать тебя бесконечно, сколько буду дышать – тебя, и Рэя, и этот город, в котором больше боли, чем способна вместить одна, чья угодно, душа. Весь мир вокруг – боль, и пусть лучше я тоже растворюсь в глубине, чем выберу между собой и ею снова – себя.
Разве не за этим мы здесь – мы все? Мы ничего не можем поделать – люди чувствуют то, что чувствуют, и не в наших силах запретить это каждому – можно лишь видеть и оплакивать, чтобы чья-то боль стала моей. Боль – каждого. И пусть не существует пути, на котором я мог бы исправить то, что ты сделал, но если бы этот путь был возможен, я бы взял его на себя. Потому что, даже если это и есть смерть, моя боль спасет хотя бы несколько жизней, даст этому городу еще хотя бы немного времени. Когда «я» уже мертво, то неважно, выполнил ли маг всю задачу или умер, захлебнувшись ее половиной. Важно только то, сделал ли он хоть что-нибудь.
А его смерть неважна тоже.
Нет такой боли и нет таких слез, чтобы сравниться – с этим. Я уже мертв, наверное, и именно поэтому вижу сейчас все, даже то, что недостижимо. Путь, который я искал, существует, потому что существует причина, по которой у Рэя нет выхода из темницы его заблуждений – и она не в нем, а во мне. В том, что я чувствую к нему.
Мерлин, я не смогу, в отчаянии подумал Ларри. Я не смогу – слышишь?
Во взгляде напротив плеснулась неприкрытая боль – только теперь, будто прорвавшись сквозь треснувшую плотину льда – и Ларри вцепился в нее, не находя больше ни мыслей, ни слов. Его словно ошпарило узнаванием, и слова уже не требовались – достаточно было смотреть, не отрываясь, в собственный взгляд – в себя того, каким невозможно стать – и кусать губы, захлебываясь от рыданий – я не смогу. Ты не можешь предлагать это мне, ведь ты знаешь, чего это будет стоить.
Я – знаю, ответил взгляд.
Ничего, кроме знания. Никаких желаний, никаких чувств, ничего – только знание. И боль – и твоя, и чья угодно еще. Навсегда.
Ларри плакал, захлебываясь рыданиями, свернувшись в комок на жесткой кровати гостиничного номера. Холодный воздух опалял руки, перехватывая горло, не давая вдохнуть, и где-то рядом – Ларри это чувствовал – задыхался в своем аду потерявший сознание Рэй. Сотни тысяч беззвучных человеческих криков, бьющихся внутри, не перекрикивающих тишины одного его дыхания. Так всегда теперь будет? – беспомощный вопрос ни о чем. Мы никогда не вернемся друг к другу?
Если ты не поверишь в это, то никогда, безмолвно качнулась внутри ледяная бездна.
Нет разницы – верить или знать – слезы текут потоком, смешиваясь, переплетаясь ручьями – нет никакой разницы. Есть то, в чем предстоит жить, и если в нем больше нет вас, нет твоих чувств и желаний, то нет и будущего, в котором это изменится.
Неважно, поверишь ли ты на время, что это навсегда, или будешь знать точно. Твое одиночество в любом случае – бесконечно. Твой путь, на котором нет не только самого Рэя, но и твоих чувств к Рэю – только он может вывести вас, если ты выдержишь, если научишься жить один, зная, чем рискуешь, не удержав Рэя на грани. Ты так устал отвечать за чужие ошибки, маг. У тебя впереди вечность, чтобы научиться отвечать – за других магов, за все, что они сделают, и к чему ты их приведешь.
В одиночестве.
Даже если сейчас тебе кажется, что ты надорвешься.
@темы: Сайд-стори, Личное творчество
-
-
30.06.2010 в 22:13да ситуация у героев до боли жизненная,поэтому сначала и не казалась такой сложной, но после прочтения я начала многое догонять(эх, был бы этот кусочек пораньше)
-
-
30.06.2010 в 23:12-
-
01.07.2010 в 00:26Получается - я это думаю, потом я это где-то формулирую, а потом оно мне здесь аукается)
О, ну это да, добро пожаловать в клуб
Irma~
Рея-то, по большей части было жалко до того как его Ларри бросил, когда казалось что все можно исправить словами и пониманием.
Да ну ладно тебе ))) Я за последние месяцы старый форум не на один раз вынужденно вдоль и поперек перечитала, так что кому когда кого было жалко и в каких выражениях, в памяти здорово освежилось )))
sania suntoro
ну тогда ждём финала и историю))
Ой, финал не близко еще... Я, пока его буду мучить, буду сайд-стори по одной выкидывать, они хоть быстрее рождаются. А то про сроки финала, как всегда, загадывать страшно.
Ёжики~
Запутанно получилось((
Да ни разу не запутанно - по-моему, в самую точку
эх, был бы этот кусочек пораньше
Автор всегда был хамом, и потому вообще не считал, что этот кусок в основном тексте так уж необходим
Вообще у меня в планах было всего три сайд-стори - Шон, Натан и Рэй - и еще четыре, помню, просили читатели - Ларри, Драко, Северус и Филипп. Хотя они точно просили больше, но у меня убился файл, где я их записывала, а теперь не могу в собственном дайре найти тред, где заявки собирались
-
-
01.07.2010 в 10:56Я за последние месяцы старый форум не на один раз вынужденно вдоль и поперек перечитала, так что кому когда кого было жалко и в каких выражениях, в памяти здорово освежилось )))
Скажем так, его было жаль потому что искренне верилось что их с Ларри проблемы можно решить словами. Только слов этих почему-то никто не говорил. Теперь видно что их и нет и не было ))
-
-
01.07.2010 в 11:10искренне верилось что их с Ларри проблемы можно решить словами. Только слов этих почему-то никто не говорил. Теперь видно что их и нет и не было ))
Да оно и тогда было видно. Просто есть такая штука, как шаблонность восприятия - если кто-то чего-то боится в отношениях, значит, он и неправ, и ему и признавать чего-то, чего он там признавать не хочет, и ему и меняться. Тот факт, что в отношениях существуют действительно страшные вещи и бояться их как минимум разумно, из восприятия вычеркивается, как бы в тексте про это ни говорилось и как бы автор ни силися в эту сторону обсуждение повернуть. Хотя если честно, это ведь даже не настолько редкое явление - чтобы один партнер влиял на другого не лучшим образом самим фактом своего существования. Ларри это в тексте как только на какой только лад кому только не проговаривал, но - Рэй же так искренне страдал! А кто страдает, тот и прав, получается. Верно?
-
-
01.07.2010 в 11:18О, ну это да, добро пожаловать в клуб
Клуб любителей отношений с миром?
-
-
01.07.2010 в 12:25Блин.
Первая часть отрывка - ТАКАЯ СТРАШНАЯ!((( Реально отшарахивает от экрана, такое впечатление, что внутри всё перекручивается в какой-то изврат. Тебя уже тошнит, а оно всё перекручивает и перекручивает и не думает останавливаться, да ещё с улыбкой такой невинной, типа а чего, всё хорошо, а тебе что-то показалось?
Сплошные восторги - ах, какой Рэй, ах, какой я, ах, какие мы. Причём Ларри косяки вроде же и отлавливает (не как косяки, а как факты) и проговаривает даже вслух - типа оно вот так и вот так, но при этом такая слепота в акцентах и интерпретациях, что просто... блин.((
И главное, знакомое ощущение-то, то есть вот читаешь и знаешь по опыту, узнаёшь - как оно бывает, когда что-то видишь, а в оценках косячишь, только признать это не спешишь почему-то. И как потом бывает, когда всё-таки осознаёшь, что это было. Осознание - это уже ко второй части.
Вторая часть - ощущение ночи над миром, мезозойской грозы с молниями в полпланеты и всемирного потопа - единственной возможности выправить путь, смертью всего. Тут не до радости от понимания и ясности, не до удовлетворения хоть какого-то от понимания, поскольку и радость и понимание и ясность на таком уровне происходящего перестают иметь значение как факторы реальности. Реальность меняется и для неё эти понятия уже становятся чуждыми.
Вторая часть тоже страшная, но она качественно по-другому страшная, чем первая. Она более текучая - в смысле более живая. Холодный поток жизни в самом сердце смерти, где разница между ними исчезает. Жизнь в смерти.
А первая часть - наоборот, смерть во вроде бы жизни. Оно всё как будто ходит, разговаривает, течёт, функционирует, но от этого ощущение картонных декораций, иллюзии, а фоном - вымершее пространство, пепел и безветрие и та смерть, которая уже не имеет отношения к рождению.
Блин, весь остаток ночи трясло.
Очень сочувствую автору, который всё это через себя пропускал, пока записывал.
-
-
01.07.2010 в 12:25При этом у меня было смутное ощущение, что что-то я упускаю, но никак не могла понять, что.
Я вот прочитала вчера этот отрывок и подумала - хорошо, что его не было в самой трилогии. Потому что когда читаешь там, срабатывает действительно та самая шаблонность восприятия - оценки идут по накатанному пути - тому, которому в нашем социуме принято учить и который все мы впитываем с детства, а потом с той или иной мерой успеха от него отходим.
И вот читаешь - и воспринимаешь по шаблону (более или менее), а потом читаешь сайд стори - и наглядно видишь, насколько ты в своём восприятии накосячил, позволив себе игнорировать проговариваемые вроде бы факты и не подумав о том, что вообще читаешь.
Потом я ещё подумала и поняла, что прочитай я этот отрывок два года назад - даже после того, что читала в трилогии, я бы удивилась своим косякам в оценках, расстроилась бы, восхитилась бы логикой происходящего, написала бы пост какой-нибудь на тему, соотесла бы со своим прошлым... И нифига бы не поняла на уровнях выше ментального.
Некоторые вещи понимаются только опытом, действительно. А мой опыт теперь в некоторых точках пересекается с тем, который описан в отрывке. И это даёт совсем другую картину чем та, которая сложилась бы у меня пару лет назад.
-
-
01.07.2010 в 12:26Очень похоже на некоторые пары из реала, как вот я сейчас вспоминаю. Попробовала приложить это к некоторым знакомым - и чё-та прям как-то оно сильно не по себе становится.((( Проблема, похоже, какая-то сильно распространённая.
Да, ещё спасибо за линию Ларри - Рика, всегда хотелось побольше про это. )) Какое-то такое красивое сочетание получается, что аж дух захватывает. От глубины и чёрно-синей прозрачности.
У тебя была бесконечность, дышала холодом в лицо бездна. Ларри не знал, чем возразить – календарное время не имеет значения, он помнил это слишком отчетливо, чтобы сопротивляться. Ты можешь прожить вечность за сутки, изменить все и оторваться от прошлого за три дня, и неважно, сколько лет или недель родившемуся в тебе магу. Достаточно того, что ты мог успеть, но предпочел что-то другое.
Да.
Блин, да.
А вообще, у Ларри охрененный опыт смерти получился.
-
-
01.07.2010 в 17:05угу.
смотреть, как один человек своими действиями херит другого человека, а неспособнстью отлепиться от своих же восторгов и посмотреть со стороны на это и себя - страшно. и правильно уловленный посыл, не посыл даже - суть его - про власть и то, кто сверху, при незамутненном неофитстве превраается в пиздец.
жутко еще и от того, чт вот это поведение "да, мой господин" в новоиспеченных отношених настолько не редкость. а тараканы не дремлют.
-
-
03.07.2010 в 00:46Примерно тот же косяк, что у Гарри и Драко был в Тепле.
Вообще, тут смесь косяка с некосяком - и тут вот важная мысль какая-то, которую фиг ухватишь.
Если попытаться сформулировать хотя бы где-то около, то получится, что ухватил-то Ларри правильное. То есть почувствовал независимость от того, как должно, того, как надо, как принято, как по понятиям этого мира, этой реальности, этого социума должно бы быть. Вот "общаться словами", например.
Независимость от всего этого. Ларри её почувствовал и само ощущение было правильным. Но вот смысл этого ощущения Ларри тут же скормил своим тараканам, истолковал всё так, как ему было удобно. А сила и истинность ощущения при этом использовалась им как критерий правильности и истинности интерпретации. Тогда как интерпретация как раз была кривая и к смыслу никакого отношения не имела.
Независимость от общепринятых норм истолковалась как необязанность вообще ничего никому. Страх ответственности получил оправдание, причём не в чём-то зыбком и сомнительном, а в том, про что чувствуется "дадада, вот ЭТО - оно, да, истинное, то самое".
А дальше эта истинность становится индульгенцией слабостям и кривым желаниям. Ну и что, что эти слабости и желания противоречат сути этой истинности, можно же этого не заметить типа. И продолжать не замечать можно до той поры, пока слабости и желания не вырастут до таких размеров, что задушат полностью ту истинность, которой ты их подкармливал.
Это, кажется, то, про что только недавно говорили - что Лилит использует не что-то со стороны, а именно то самое, настоящее, суть и силу. И, возможно, поэтому её так трудно отловить - потому что во лжи себе прикрываешься именно сутью и тем настоящим, что в тебе есть и усомниться в этой лжи - как бы становится для тебя равным усомниться в сути. Оно нифига не равно, конечно, но тебе очень удобно убедить себя, что тебе так кажется.
Вообще, такое ощущение, что в отличие от Рэя (который в начале после инициации Ларри ещё боролся, колебался, смущался и сомневался до какого-то момента), у Ларри самообман был включен в полный рост - то ли уже к моменту инициации, то ли с момента той вот эврики, когда он понял для себя, что никому ничего не обязан.
Получается тогда, что в момент инициации Ларри было дано знание, к которому он был не готов (вернее раз оно было дано, значит был готов понять, что к чему, но не захотел) - то есть дисбаланс между знанием и этикой, который, кстати, в данном случае его и сломал.
-
-
03.07.2010 в 00:51Момент, когда, видимо, Рэй окончательно и свернул с верного пути. До того ещё колебался, а после - уже нет. Рэй любил Дину и в соответствии с какими-то своими тараканами хотел чтобы она непременно принадлежала ему одному. И его бесило, что она не принадлежит только ему. Он никогда не понимал, как можно быть с каждым. С одной стороны получается солнечный косяк самооценки (нужность доказательств, что ты уникален), с другой стороны кроме солнечного чувствуются ещё косяки, но там столько намешано, что я что-то теряюсь, когда пытаюсь распутать.
При Дине Рэй не решался выпускать своих тараканов на волю - этому никто не потворствовал, а сам он худо-бедно держал их в узде - не прорабатывал (судя по тому, что потом с Ларри было), а просто запихивал куда-то внутрь и они там сидели и рычали себе из уголка сами с собой.
А тут появился в некотором роде повтор Дины - только он уже не бросал вызов, не проявлял раздражающее (а может и стимулирующее к размышлениям) самоволие, не ставил под сомнение уникальность и единственность Рэя вообще во всём мире. Тараканы засуетились и полезли в первый ряд, а им только крошки кидали снова и снова.
Невозможно было ошибиться, слыша этот поток – так ждут выстраданное за годы одиночества счастье, в котором уверены. В котором не сомневаются.
Пиздец, как они слышат правильно, а интерпретируют криво.((
Ларри впервые чувствовал себя обреченным не на обязанности, не на одиночество и не на долг, а – на счастье.
Быть обречённым на обязанности и долг - это действительно плохо, но плохо тут не "долг" и "обязанности", а "обречённость" - тот негатив, который в данном случае в это слово вложен.
-
-
03.07.2010 в 00:54И про Рика. Я запуталась, что именно он отражает - желания или потребности? Потому что разные же вещи. И по отношению к Ларри тогда всё по-другому получается.
Вообще, опять же, раньше говорилось, что Рик остаётся рядом с Ларри самим собой потому, что у того нет желаний. Во-первых, получается, что это у настоящего Ларри нет желаний - и что Рик что-то близкое к сути отражал, хотя сам Ларри был ещё далёк от этой сути. Тогда получается, что Рик отражает скорее то потребности, то частицы базового потенциала, а не желания.
(Гы, а вот если бы он отражал страхи, он бы был боггартом.)) Боггарты - создания Cтихии Воды?)
А ещё кажется, что "нет желаний" (ну или потребностей) - это как-то узко, как будто даётся только одна характеристика чего-то большего и это искажает смысл этого большего.
Как будто Ларри - сам зеркало. Только не прозрачно - серебристый слой, отражающий поток сущего, а чёрное вулканическое стекло, которым пользовались в качестве зеркал майа - гладкая темнота, поглощающая, а не рождающая иллюзии. Зеркало, в котором любое лицо теряет все свои маски, одну за одной.
Но Рэй даже не дал ему ничего объяснить. Или дал? Просто не слушал, что бы Ларри ни пытался сказать – только, притащив его домой за шиворот, как щенка, орал и шипел сквозь зубы, на каждую попытку возражения с силой толкая его в стену снова и снова.
Вообще, отношения кое-чем очень напоминают Кристиана и Шона. Кристиан - то же собственничество, что у Рэя, то же отношение к воспитаннику как к неспособному проявить разумную самостоятельность в чём бы то ни было. А со стороны Ларри - тот же игнор поведения партнёра и попытки объяснить себе всё более приятными для себя причинами.
И то, к чему приводят такие отношения - в одном случае двинуть по лбу, перекинуть через плечо и утащить, куда считаешь нужным, а в другом - выбешиваться на любую попытку партнёра проявить своё "я".
-
-
03.07.2010 в 00:55стихия неизбежно покажет Рэю, как он неправ, и дальше вы только будете вместе. И никаких больше драк, свар и ссор, никакой ревности и непонимания.
Угу, один Рэй кругом неправ и ни одной мысли о том, что в самом Ларри не так, раз он оказался в такой ситуации.((
А я его такого боюсь уже до истерики, и понятия не имею, как ему доказать, что он ошибается, требуя от меня беспрекословных подчинений по первому зову. Потому что я и так счастлив подчиняться ему, и не нужно ничего требовать – я уже принадлежу ему весь.
Вот этого ничего после смерти вообще не осталось.
-
-
03.07.2010 в 09:54Клуб любителей отношений с миром? *развеселилась*
Бытовало и такое название )))
Lori of the River
Первая часть отрывка - ТАКАЯ СТРАШНАЯ!(((
Спасибо, солнце
Сплошные восторги - ах, какой Рэй, ах, какой я, ах, какие мы. Причём Ларри косяки вроде же и отлавливает (не как косяки, а как факты) и проговаривает даже вслух - типа оно вот так и вот так, но при этом такая слепота в акцентах и интерпретациях, что просто... блин.((
Ларри не стал на это время другим существом с другим характером и другими способностями. В том и жопа, что если посмотреть отстраненно, на голые факты, то получится, что личность-то - та же самая, и даже "вобрать в себя все и остаться собой" - даже это никуда не девалось. Просто взяло и приложилось волевым решением не в ту сторону, не к тем целям, и получилось, что получилось. Всего лишь страх ответственности и нежелание отвечать даже за собственные действия, не то что - за чужие - и внешняя картина как бы не противоположная сразу. Трусливый мальчик, пытающийся угодить тем, кто ему нравится, рядом с каждым осознанно мимикрирующий под то, что тот хочет увидеть, с легкостью выстраивающий перед ним ложную реальность; вечная жажда адреналина и ощущения грани превращается в бытовое вранье и бытовые же провокации наставника - вместо "я чувствую грань перехода к смерти и могу вкладывать это в жизнь" вырастает "я толкаю к грани других и кормлю этим Свинью своего Эгоизма и Желтого заодно". Видимые им факты при этом тоже не изменились, изменилась только их интерпретация, и вся картина мира стала другой в итоге.
Причем ведь действительно эффект цепной реакции получился - один покормил свою Свинью и Желтого (косяк непроработанной Луны и Венеры), а другому это вылилось в кормежку Дракона и Черного (косяк непроработанных Солнца и Марса). В итоге первого уже не прижмешь к стенке, чтобы добиться действительной искренности и разобраться, что он чувствует, а второму гордыня и агрессия уже глаза кровью залила.
Некоторые вещи понимаются только опытом, действительно. А мой опыт теперь в некоторых точках пересекается с тем, который описан в отрывке. И это даёт совсем другую картину чем та, которая сложилась бы у меня пару лет назад.
Больной вопрос, как ты понимаешь. Сама об этом думаю все. Можно ли вообще нарисовать картину так, чтобы ее полностью увидел и понял тот, у кого этого опыта нет, и кому перекликать эту картину не с чем. Или одиночество Ларри среди магов действительно непрошибаемое - другие и рады бы понять, но конкретно этот опыт им нечем.
Да, ещё спасибо за линию Ларри - Рика, всегда хотелось побольше про это. )) Какое-то такое красивое сочетание получается, что аж дух захватывает. От глубины и чёрно-синей прозрачности.
Ну, Ларри не смог про него не упоминать ))) По степени действительной близости Рик на долгое время для него Рэя даже превышал, да и потом не Рик уменьшился, а Рэй вырос.
А вообще, у Ларри охрененный опыт смерти получился.
В этом и есть его талант, согласись - в способности переживать опыт смерти и выносить оттуда новое понимание и нового себя, и вкладывать потом это понимание и это новое в других. Скорпионий вектор - работа "трансформатора", которая всегда логично начинается с себя ))
Его стихия даже не столько угробила, сколько заставила развернуться и посмотреть в ту часть себя, которой он не давал работать пока что. Задача Ларри, как любого Плутонианского Скорпиона - уметь умирать, хоть целиком, хоть частями, уметь смотреть за грань и тащить мудрость оттуда, из опыта катарсисов. Вот его этой задачей и порадовали)) И он справился - и умереть осилил, и опыт из этого получить осилил. Собственно, он осилил даже побольше, поэтому и выжил.
Лилит использует не что-то со стороны, а именно то самое, настоящее, суть и силу. И, возможно, поэтому её так трудно отловить - потому что во лжи себе прикрываешься именно сутью и тем настоящим, что в тебе есть и усомниться в этой лжи - как бы становится для тебя равным усомниться в сути.
Угу, маленькое такое передергивание, которое так удобно не замечать. Собственно, с этого маленького все и начинается всегда, когда речь идет о подобных подменах.
Вообще, такое ощущение, что в отличие от Рэя (который в начале после инициации Ларри ещё боролся, колебался, смущался и сомневался до какого-то момента), у Ларри самообман был включен в полный рост - то ли уже к моменту инициации, то ли с момента той вот эврики, когда он понял для себя, что никому ничего не обязан.
Получается тогда, что в момент инициации Ларри было дано знание, к которому он был не готов (вернее раз оно было дано, значит был готов понять, что к чему, но не захотел) - то есть дисбаланс между знанием и этикой, который, кстати, в данном случае его и сломал.
Серьезный вопрос.
Про дисбаланс между уровнем и этикой согласна - Ларри много раз повторяет, что устал отвечать за кого-либо, за чужие ошибки, нести ответственность за других. Из чего следует, что ему приходилось до инициации нести эту самую ответственность за других, причем он был к этому абсолютно не готов, и скорее всего, именно этот дисбаланс его к инициации и привел - как и у большинства других магов, с ним происходило нечто, чего его этическая система не могла переварить, и что раз за разом понемногу подрывало волю к жизни, ломало изнутри. Ларри тащил эту ответственность, как Золушка, которая делает черную работу и ненавидит ее, и все время ждал момента и способа избавиться от нее. Хотя по факту это и было его задачей и сильной точкой - уметь нести коллективную ответственность. Точно так же, как Гарри докатился до инициации, живя эдаким "разгребателем мировых проблем" и не желая им быть, и поначалу воспринял инициацию как радостный повод больше ничего ни за кого не разгребать. Он просто счастлив был, посылая всех нахуй прямо в лица и демонстративно отказываясь кого-то спасать и кому-то помогать. И при этом все равно оказался запинан обстоятельствами именно туда, где пришлось и спасать, и помогать, и жертвовать собой и своей семьей. Точно так же и Ларри - поначалу кажется, что смена уровня означает отмену всей предыдущей ненавистной черной работы, и ты наконец-то волен сбросить ее с себя, а потом выясняется, что не только не волен, но и цена ошибки как-то лихо выросла. И теперь ты уже просто обязан продолжать всю жизнь делать то, что так ненавидел раньше, и делать это осознанно и еще и с любовью, потому что это ты и есть. Поттер больше ни фига не ноет, что вынужден кому-то помогать и быть одной из ведущих фигур в истории - он любит школу, любит учеников, и мысль про "бросить все и жить для себя" для него однозначное лузерство, которое могло только в больную башку прийти. Здоровая башка Поттера очень сильно бы удивилась, предложи ему кто-то нечто подобное, точно так же как сильно удивился бы здоровый вариант Ларри, который мы видим, например, на момент сдвигов Рэя в последних главах. Он просто знает уже, изнутри себя знает, что вести других и отвечать за них, пусть даже вести методом ломки - это его жизнь и он сам, и бегать от себя ему больше не хочется. Хотя если посмотреть на его Луну и Венеру, видно не то чтобы этический перекос, но почти полную выключенность. Точно так же, как он ломает зоопарк Рэя в сторону почти полной выключенности Солнца и Марса, причем по действиям Рэя видно, что эта выключенность ситуативна - он согласен не выпячиваться в присутствии Ларри и на его счет, но его "я" не стирается, а потихоньку обретает четкость. И он согласен и старается перенаправлять агрессию во что-то другое, но это другое существует и оттачивается на тех же тренировках, что самостоятельных, что с Мартой, а значит, тоже потом куда-то приложится.
При Дине Рэй не решался выпускать своих тараканов на волю - этому никто не потворствовал, а сам он худо-бедно держал их в узде - не прорабатывал (судя по тому, что потом с Ларри было), а просто запихивал куда-то внутрь и они там сидели и рычали себе из уголка сами с собой.
А тут появился в некотором роде повтор Дины - только он уже не бросал вызов, не проявлял раздражающее (а может и стимулирующее к размышлениям) самоволие, не ставил под сомнение уникальность и единственность Рэя вообще во всём мире.
Я бы добавила, что в отличие от Дины, Ларри еще и действительно некоторым образом принадлежал Рэю. То есть, суть снова угадалась им правильно, но неправильно интерпретировалось - интерпретацией уже тараканы занимались потому что. Дина учила его смирению и умению отпускать, но Дина НЕ "трансформатор", и учить могла только методом "смотри, как ты это умеешь и что тебе это дает". А Ларри не Рыба, чтобы показывать Рэю, какое лучшее в нем, Рэе, сидит - он может только прийти и угробить все, что там внутри наросло лишнего, а потом, если начнешь выживать, подать руку и помочь вырасти в новую сторону. То есть, Ларри это как бы усиление отдачи мира для Рэя - Рэй мог послушать Дину и принять то, что она предлагала, и скорее всего, отчасти даже принимал, или был на пути к этому, но ее смерть дала возможность не только вырасти рывком лучшему в нем, но и вырасти рывком тараканам. Тараканы на тот момент оказались сильнее, и крыша у Рэя начала ехать еще тогда, за два с лишним месяца до инициации Ларри. Мир организовал ему отдачу - подсунул уже не Рыбку, а Скорпиона, и не в "добровольном" варианте общения, а в "принудительном" - с помощью инициации. И раскачанный уже тараканами Ларри Рэй увидел только то, что ему наконец-то дали водного мага в личное пользование. То есть - что он был прав, выбирая собственничество. Я не знаю, как это еще назвать, кроме как "пиздец наложился на пиздец и дал пиздец в квадрате".
-
-
03.07.2010 в 10:15Быть обречённым на обязанности и долг - это действительно плохо, но плохо тут не "долг" и "обязанности", а "обречённость" - тот негатив, который в данном случае в это слово вложен.
Согласна, что негатив. В позитивном варианте эта обреченность уже и будет восприниматься, как обреченность на счастье. Не на внешние его признаки, а на внутреннее его ощущение - ты на своем пути, на своем месте, ты это ты, и это счастье.
Про базу Дины задумалась, кстати. В моём представлении это - показать каждому его нужность. То есть уникальность и необходимость в ткани Мира. А сейчас вот думаю а какая разница этого всего с потенциалом? В смысле показать уникальность и место в мире - это ж то же самое, что показать потенциал человека ему самому, нет? То есть то, что Ларри, скажем, во время смерти видел - получается, она это показывала? Или не совсем это - или это, но немного с другой стороны?
Что-то я запуталась малость.
В ощущениях вроде как где-то - да, они видели примерно одинаковое. Только разными методами. Ларри нужно было шагнуть за грань катарсиса, чтобы научиться это видеть, и некоторым образом это говорит о том, что и дальше он сможет видеть суть стоящего перед ним мага только до тех пор, пока у него внутри живет его личный нескончаемый катарсис, а Дина могла это видеть не Плутонианским, а Непутнианским включением. Это как разница между 8 и 12 домом - и тот, и другой выбрасывает за грань бытового, но в высшем варианте один выбрасывает в смерть как в перерождение, а другой во вселенскую любовь к миру, настолько огромную, что этот мир начинаешь видеть настоящим. Дина ведь чем занималась - на примере ее диалога с Шоном, в котором ее воздействие чуть ли не один раз и было прописано по шагам - она обозначала его чувства словами, очень точно и безоценочно, просто - сейчас ты напуган, сейчас ты завидуешь, сейчас ты хочешь того-то и того-то. Она устраняла хаос в Шоне, показывала, что хаос есть не только в нем (а Доминику, вон, еще хуже), что хаос можно убрать, и что Шона любят независимо от того, есть ли в нем хаос - и Шон успокаивался и начинал хоть немножко трезво соображать и сам смотреть, что в нем происходит. Метод высшей Рыбки. Но я вот думаю, что при всем этом того же Кристиана Дина отмела из ряда тех, кому надо показывать, что его любят независимо от наличия в нем хаоса, сразу же, и потом очень жестко и последовательно показывала ему обратное - вы чужак, вас не примут, а вы тут все равно ничего не поймете. Не только слепая способность любить и прощать, но определенно стоящее раньше этой способности умение разделять, кого будем любить и прощать, а к кому будем беспощадны с той же огромной Нептунианской силищей. У Дины был мощный талант воздействовать на подсознание, как у любой высшей Рыбки (что-то похожее демонстрировала Луна с Драко в Надежде, кстати - момент их знакомства и завязывания отношений в этом плане очень показателен, недоверчивый и ощетиненный Драко ее впускает к себе не просто с радостью, а прям с облегчением, и чуть ли не сам хватает и тащит, чтоб не сбежала и не передумала), и Дина применяла его не только для того, чтобы кому-то одному облегчить боль, но и для того, чтобы для кого-то другого жестко расставить акценты и сразу дать понять, что его путь - не канает. Крис еще сам не понял, канает его путь или нет, а ему уже все показали и объяснили, и не только ему - другим магам тоже. Отношения Криса с магами по сути во многом пляшут от действий Дины. Так что уж чего в ней не было точно при всей ее способности увидеть лучшее в каждом, так это слепого желания показывать это лучшее каждому. Только тем, для кого это имеет смысл. Для Кристиана это смысла не имело уже на момент его появления в школе - только затянуло бы развязку и позволило всосаться вслед за ним еще куче магов - и Дина занималась не спасением Криса, а спасением других магов от него самого.
И кстати я правда думаю, что Дина бы нотки Лилит в Ларри и Рэе почувствовала сразу, в отличие от того же Рика. У Рика у самого проблем с Луной на тот момент было выше крыши, куда ему разглядывать, что там с Луной у Ларри. Ларри Рику еще его собственную Свинью малость подраскачать попытался даже, благо, толком ни хрена не успел.
И про Рика. Я запуталась, что именно он отражает - желания или потребности? Потому что разные же вещи. И по отношению к Ларри тогда всё по-другому получается.
Я тоже опять запуталась ((
Сформулируй разницу между потребностями и неосознаваемыми желаниями?
(Гы, а вот если бы он отражал страхи, он бы был боггартом.)) Боггарты - создания Cтихии Воды?)
Кстати, думаю, что да )) Порождения негативной Луны эдакие.
Вообще, отношения кое-чем очень напоминают Кристиана и Шона. Кристиан - то же собственничество, что у Рэя, то же отношение к воспитаннику как к неспособному проявить разумную самостоятельность в чём бы то ни было. А со стороны Ларри - тот же игнор поведения партнёра и попытки объяснить себе всё более приятными для себя причинами.
В чем-то напоминают, да - ясности в отношениях нет, страхов у обоих море, и страх обоим глаза застилает.
lightning
жутко еще и от того, чт вот это поведение "да, мой господин" в новоиспеченных отношених настолько не редкость. а тараканы не дремлют.
Если тараканы касаются поражения 10 дома у того, кого называют господином, то да, это пиздец. Мелочь, а раскачивает зоопарк только так ((
-
-
03.07.2010 в 13:12они видели примерно одинаковое. Только разными методами. Ларри нужно было шагнуть за грань катарсиса, чтобы научиться это видеть, и некоторым образом это говорит о том, что и дальше он сможет видеть суть стоящего перед ним мага только до тех пор, пока у него внутри живет его личный нескончаемый катарсис, а Дина могла это видеть не Плутонианским, а Непутнианским включением. Это как разница между 8 и 12 домом - и тот, и другой выбрасывает за грань бытового, но в высшем варианте один выбрасывает в смерть как в перерождение, а другой во вселенскую любовь к миру, настолько огромную, что этот мир начинаешь видеть настоящим.
Ага, действительно, похоже разница в этом - способах и подходах.)
Сформулируй разницу между потребностями и неосознаваемыми желаниями?
Сорри, это я, кажется, своими каким-то терминами начала говорить. Я имела ввиду желания как неконтролируемо возникающие вне связи с истинными потребностями. Они могу с этими потребностями совпадать, а могут нет. Вобщем такое скорее ситуативное что-то (хотя ситуация может быть и хронической). А потребности - это что-то, в чём человек (или маг) нуждается по-настоящему, для своего развития и для того, чтобы быть собой.
-
-
03.07.2010 в 15:03ППКС!
То есть - что он был прав, выбирая собственничество. Я не знаю, как это еще назвать, кроме как "пиздец наложился на пиздец и дал пиздец в квадрате".
К разговору о том, куда кого горе разворачивает... нды, пиздец в квадрате.
Дина ведь чем занималась - на примере ее диалога с Шоном, в котором ее воздействие чуть ли не один раз и было прописано по шагам - она обозначала его чувства словами, очень точно и безоценочно, просто - сейчас ты напуган, сейчас ты завидуешь, сейчас ты хочешь того-то и того-то. Она устраняла хаос в Шоне, показывала, что хаос есть не только в нем (а Доминику, вон, еще хуже), что хаос можно убрать, и что Шона любят независимо от того, есть ли в нем хаос - и Шон успокаивался и начинал хоть немножко трезво соображать и сам смотреть, что в нем происходит.
Есть в психологии понятие "активное слушание". Прям слово в слово. Значит Нептунианское воздействие, да?
-
-
04.07.2010 в 10:32Я имела ввиду желания как неконтролируемо возникающие вне связи с истинными потребностями. Они могу с этими потребностями совпадать, а могут нет. Вобщем такое скорее ситуативное что-то (хотя ситуация может быть и хронической). А потребности - это что-то, в чём человек (или маг) нуждается по-настоящему, для своего развития и для того, чтобы быть собой.
Угу, мысль понял. Как сказал по этому поводу Макс, желания это то, что можно задавить Сатурном, а потребности - то, что им не задавится)) Потребности диктует атманический план, то есть ведущий эгрегор - ими обусловливается твоя сущность - а желания диктуются сиюминутными хотелками. Например, у человека с выраженным 1 домом самореализация это потребность, а у человека с пустым 1 домом и неакцентированным его управителем она может быть только желанием. Это не значит, что ему ни в коем случае нельзя самореализовываться - это значит, что отсутствие постановки самореализации во главу угла его не убьет.
Но если вернуться к изначальному вопросу - что слышит Рик и на что реагирует - то получится, что на ожидания объекта от окружающей среды. И эти ожидания могут обусловливаться как желаниями, так и потребностями, причем случаи, когда желания противоречат потребностям, должны быть редки, по идее, и, скорее всего, подразумевать наличие у объекта травм и блоков. Я под такой пример могу с ходу подогнать только Натана, пожалуй - в его желания в тот момент, когда его поймал Рик, входило порвать сексуального партнера на части голыми руками, в потребности - почувствовать себя живым, а причинение боли вообще противоречило при этом его ценностям. Судя по тому, каким вернулся Рик и что рассказывал Тиму и Алану, подставлять себя под разрывание на части ему не пришлось - оказалось достаточным стать фигурой, вызывающей Натана на открытое противостояние. То есть, в случае противоречия желаний потребностям Рик выбрал ни то и ни другое, а явно что-то третье, хотя и связанное с тем и другим.
Тут можно уйти в дебри рассуждений о том, что такое неосознаваемые желания и не обусловлены ли они сами неудовлетворенными потребностями, и, возможно, опять найти связь. А может, и не найти, что-то я с ходу не могу до конца распутать. Но мне кажется, что у Ларри нет именно неосознаваемых желаний во-первых и ожиданий от окружающей среды во-вторых. Точнее, блин, не так даже - он ждет от Рика каких-то действий и реакций, но это завязано на Рике, а не на самом Ларри. Если Тони всегда ходит по миру с жаждой видеть перед собой аналог Доминика, потому что с ним ему комфортнее всего, то Ларри в этом смысле вообще не важен собственный комфорт. Ему важен комфорт собеседника, если уж он вообще рядом с именно этим собеседником стоит. И в этом смысле настоящий Ларри от запутавшегося не отличается - базовое качество не менялось - вот и получается, что Рику было комфортно с ним что до поездки, что после нее.
kikimore
К разговору о том, куда кого горе разворачивает...
Блин, поймала
Мог ли вообще Рэй выбрать по-другому? Упереться и не дать Ларри спихнуть его в сторону, а остаться при своей этике? Или в его текущем состоянии он был обречен, и тогда вообще вся ответственность за конкретно этот выбор падает на Ларри, а ответственность Рэя закончилась до появления воспитанника, и свой неправильный выбор он сделал еще где-то там. Сильно задумалась.
Есть в психологии понятие "активное слушание". Прям слово в слово. Значит Нептунианское воздействие, да?
М, само воздействие, думаю, нет. Воздействие может быть и Лунным с тем же успехом, и даже скорее Лунным. Есть же как бы две части задачи - первая состоит в том, чтобы увидеть, что там происходит с товарищем, почувствовать его, почувствовать, чего он пытается миру прокричать и что в нем варится сейчас, где внутренний конфликт, где проблема. А вторая в том, чтобы сформировать реакцию и подать ее так, чтобы товарищ услышал и проникся. Вот когда я говорила про Нептун, я имела в виду метод решения первой задачи)) А активное слушание это реакция уже, верно? То есть - это вторая.
-
-
04.07.2010 в 12:43Рэй и Ларри - это человек и смерч. может ли человек сделать выбор и остаться стоять на ногах, когда на него прет совершенно иная сила? имх, может. и случаи были. только человек должен на момент встречи со смерчем быть равной ему силой.не в потенциале, а быть.
момент инициации Рэем Ларри - это момент смерти сущностей обоих. Рэй противостоять бульдозеру мог вряд ли. Ларри со свим анамнезом и вот с таким воспитателем - тоже мог плохо.
я крепко завис на моменте ответсвености Ларри. можно ли говорить, что он ответсвенен за выбор в условиях, когда его уровень этики эту ответственность нести на данный момент не готов.
с одной стороны - всегда дается по силам и возможность смотреть на то, что творишь со стороы никто не отбирал. а с другой стороны - время и скорость раздупления. каждое шевеление ларри уносило его со скоростью хорошо превышающую сренемагическую.
пока уровень внутренней этики не догонит уровень потенциала - ответственность будет чисто теретической.
-
-
04.07.2010 в 12:49Мог ли вообще Рэй выбрать по-другому? Упереться и не дать Ларри спихнуть его в сторону, а остаться при своей этике? Или в его текущем состоянии он был обречен, и тогда вообще вся ответственность за конкретно этот выбор падает на Ларри, а ответственность Рэя закончилась до появления воспитанника, и свой неправильный выбор он сделал еще где-то там. Сильно задумалась.
А не ты ли писала что
но ее смерть дала возможность не только вырасти рывком лучшему в нем, но и вырасти рывком тараканам. Тараканы на тот момент оказались сильнее, и крыша у Рэя начала ехать еще тогда, за два с лишним месяца до инициации Ларри
А вообще - окажись Ларри кем угодно, но не Водным магом? Рэю на тот момент не нужен был воспитанник, он его пугал, имхо. А дрогнул Рэй, когда узнал что Ларри - Водный. И тут же натянул на него костюм "Дина" со всеми вытекающими. С Огнем или еще там чем такое бы в голову ему не пришло, нет?
-
-
04.07.2010 в 13:27Рэй и Ларри - это человек и смерч. может ли человек сделать выбор и остаться стоять на ногах, когда на него прет совершенно иная сила? имх, может. и случаи были. только человек должен на момент встречи со смерчем быть равной ему силой.не в потенциале, а быть.
Я думаю, степень "смерчевости" у них тогда была одинаково в потенциале, а в будущем просто одинаковая. Ну иначе не сошлись бы они в пару даже)
Получается, что они были одинаковыми бульдозерами друг для друга. И окажись Ларри в воспитанниках у Поттера, например, или блин я не знаю, даже у того же Тони, ох не ужилась бы у него в голове мысль про "нафиг ответственность". И наставник бы сбой почуял и
в лоб далмеры принял, и сам бы он рядом с таким наставником, наверное, хотя бы подольше бы колебался. Не знаю, но вот ставлю мысленно такого Ларри рядом с магом, у которого нет такого пунктика, и картина другая получается. Как минимум скорость сразу другая.Или я туплю?
можно ли говорить, что он ответсвенен за выбор в условиях, когда его уровень этики эту ответственность нести на данный момент не готов.
Но он ответственен за свой уровень этики, накопленный к этому моменту. Ы?
kikimore
А не ты ли писала что
Я)) Но значит ли это, что тараканы Рэя не могли не оказаться сильнее? Я вот об этом.
А вообще - окажись Ларри кем угодно, но не Водным магом? Рэю на тот момент не нужен был воспитанник, он его пугал, имхо. А дрогнул Рэй, когда узнал что Ларри - Водный. И тут же натянул на него костюм "Дина" со всеми вытекающими. С Огнем или еще там чем такое бы в голову ему не пришло, нет?
Ну дык именно поэтому ему как раз водный маг и достался - косяки-то разгребать все равно ж надо, и с кем ошибку увидишь быстрее всего, по идее, тот и достается... Рэю не столько был нужен "просто воспитанник", сколько как раз водный маг вблизи. Тот, кто научит видеть мир единым целым, а не вакуумом с собой в эпицентре.
-
-
04.07.2010 в 13:34в его текущем состоянии он был обречен, и тогда вообще вся ответственность за конкретно этот выбор падает на Ларри,
А может вообще вся ответсвенность падать на одного, в выборе касающеися обоих?
разобраться и выбрать можно всегда, или все же есть точки невозвращения, после которых выбрать по-другому без внешних воздействий уже невозможно. Или, может быть, даже с внешними воздействиями невозможно.
Есть, имхо конечно. Но они случаются по- моему, когда уже возвращаться особо некуда- всмысле вместо человека оболочка ходит, а Рэй глубоко внутри есть и чувствуется.У меня тут всплывает Крис в голове в связи с точками невозвращения почему-то...
kikimore
А вообще - окажись Ларри кем угодно, но не Водным магом?
Ничего, что я влезаю? Мне просто кажется, что Рэю кто-другой и не достался бы))
-
-
04.07.2010 в 14:40угу. вот от этой мысли я тоже и танцевала. НА момент инициации, когда тараканы Рэя так и оставались неотловленными, просто притихшими, а Ларри был сначала полувменяемым человеком, который со своими тараканами, которые были как раз про нее - про ответственность, прошел через инициацию - вот в этот момент - сразу после инициации - мог ли Ларри взять на себя ответственность за выборы. Если он попал к такому наставнику, который сбой почуять не мог, меры принять не мог и был тоже не в самом адекватном состоянии.
Т.е. все, что он мог сделать - было только его и наставник в этом помочь ему и хоть как поспособствавть не мог. скорее наоборот.
И возвращаясь к состоянию ларри после инициации - к моменту пока он был куколкой, потому что уже в этом состоянии он исполнил все, что заложило кривой вектор, мог бы Ларри отследить хотя бы свои выборы, если свой собственный вектор был заложен у него еще до инициации и был его продолжением.
Вообще, глядя на эту пару, инициация Ларри Рэем была не столько вторым шансом для Рэя после Дины что-то для себя понять, сколько тем самым кирпичом на голову, заложившим начало умирания обоих.
-
-
04.07.2010 в 14:57-
-
04.07.2010 в 17:57Я тут еще немного подумала- если бы точки невозвращения Рэем уже были бы пройдены до инициации , они с Ларри ее пережили бы? Он смог не солгать времени Истины и что-то там выбрать правильное, значит он еще не дошел до них?
во, угу, тоже об этом подумала.)))
что если бы точка не возвращения была бы пройдена до иициации, то каким таким странным образом Рэй умудрился ее провести?
-
-
04.07.2010 в 22:27-
-
04.07.2010 в 22:34Он смог не солгать времени Истины и что-то там выбрать правильное, значит он еще не дошел до них?
Если я не путаю - Дэнни таки трижды солгал Времени Истины? Или я не так поняла? Я к чему - может Рэй и солгал. Фиг знает как это ваще...
Ничего, что я влезаю? Мне просто кажется, что Рэю кто-другой и не достался бы))
Что за вопрос! Конечно да! И про Рэя - да, не достался)))) это я так, с целью поиска виноватых))))
дурацкое выражение-
-
04.07.2010 в 22:57Если я не путаю - Дэнни таки трижды солгал Времени Истины? Или я не так поняла? Я к чему - может Рэй и солгал. Фиг знает как это ваще...
Дэнни солгал на словах, но в конце концов сделал правилтный выбор и Время Истины его услышало. Дело же не в словах ))
Что за вопрос! Конечно да! И про Рэя - да, не достался)))) это я так, с целью поиска виноватых)))) дурацкое выражение
Пытаюсь представить, что стало бы с тараканами- они бы так в рост не пошли наверное, но в глубине все равно сидели бы
-
-
05.07.2010 в 00:22Пытаюсь представить, что стало бы с тараканами- они бы так в рост не пошли наверное, но в глубине все равно сидели бы
Угу. Жуть вообще-то. Когда в скрытой форме.