"Оставь меня в раю средь любви, средь печали - я все тебе спою, что узнаю о нем." (с)
Название: Ларри
Жанр: вероятно, драма
Размер: мини
Заказчик: Raen
Время действия: середина 17 главы
читать дальше* * *
Это были очень длинные три недели.
Ларри так и не понял, может, у всех магов со временем что-то странное, и теперь так и будет всегда – проживаешь будто несколько жизней, одну за другой, а потом оказывается, что прошла всего неделя, или две, или месяц. И попытка взять и соотнести с календарем собственные ощущения каждый раз заканчивается легким непониманием, и хмыкнуть хочется, мол – это шутка, да? Три недели назад он был человеком.
Хотя как раз это сейчас уже было совершенно неважно.
Не поднимая головы, он бросил взгляд исподлобья на копающегося в сумке хмурого Рэя. Тот кусал губы, сосредоточенно прикидывая, что еще взять, что забыл положить – такой весь «не подступишься» всякий раз, когда есть повод почувствовать себя хозяином ситуации. Ларри все еще побаивался такого Рэя – и так и не научился пока находить к нему подход, но это тоже уже было неважно. У них вся вечность впереди, и от одной мысли об этом страх исчезал, и хотелось только, пряча улыбку, смотреть, смотреть на эту хмурую вертикальную морщинку на лбу, ожидая, когда наставник застегнет сумку и переведет на него непроницаемый взгляд, спрашивая – готов?
Ларри чувствовал, что пойдет за ним куда угодно. Несмотря ни на что.
Так было и с самого начала, хотя на этом сходство заканчивалось. Ларри хорошо помнил, как открыл глаза, одуревая от тяжести в звенящей голове и монотонной, почти потусторонней какой-то усталости, будто только что вычистил голыми руками поляну за стадом кентавров – и увидел его. Как Рэй неуверенно улыбнулся, и Ларри почему-то сразу, в ту же секунду окончательно почувствовал и поверил, что знает этого парня давным-давно, всегда знал, только не помнил об этом. И что это почему-то настолько правильно – то, что рядом именно он – что только обалдело моргать и остается.
Что бы Рэй ни делал тогда, в первые дни, все будто укладывалось в одну картину, слаженную до мельчайшей зазубрины. Ларри казалось, что они прожили вместе вечность, почти ни слова не сказав друг другу, молчаливо приняв, что попробуют просто слушать, не разговаривая, что сломать это хрупкое безмолвное волшебство успеют и позже. И когда потом выяснилось, что за эту наполненную нескончаемым зыбким ощущением друг друга вечность прошло каких-то три дня, это было даже смешно. Три дня – ничто, когда вы вольны не быть должными ничего никому, и можно не заниматься ничем и не мчаться никуда ни по каким делам. Только находиться рядом. Можно даже молчать, общаясь без слов, потому что и искать слова вы не обязаны тоже.
Это чувство – я могу быть не должным больше ничего никому – тогда, в первые дни, оглушило так сильно, что Ларри не мог заставить себя заговорить вслух потом еще несколько дней, даже на занятиях. Рэй был рядом всегда, каждую минуту, и чувство незаметно трансформировалось в убежденность – я могу быть не должным больше ничего никому, пока есть – он.
Сейчас Ларри уже плохо помнил, как будто и правда прошло слишком много времени, но иногда ему смутно казалось, что тогда, в те дни это Рэя даже смущало. Хотя и льстило, и привлекало до невозможности, но он будто сопротивлялся, время от времени набирая в грудь воздуха и глядя на него, подбирая слова, чтобы – что? Ларри не знал наверняка, и так и не узнал – Рэй все равно ни разу так ничего и не возразил толком. Просто смотрел ему в глаза, постепенно теряя весь пыл по капле, сплавляясь во всю ту же безмолвную нежность – ну что ты творишь, Ларри, не надо, вот бесенок же – и Ларри только торжествующе фыркал, видя, как он сдается. Все будет хорошо – это он чувствовал точно, знал твердо и наверняка – и неважно, что Рэя что-то там держит, смущает или останавливает. Ему достаточно посмотреть на воспитанника, чтобы в конце концов, махнув рукой, сдаться.
Ларри ведь ничего и не предлагал – только радоваться вместе с ним все тому же. Мы больше никому ничего не должны. Я не должен. Потому что у меня есть – ты.
Я слишком устал быть должным, Рэй. Я отдал столько, что стать магом после этого – избавление.
Выйдя из комнаты бесконечность месяцев спустя – на четвертые сутки по календарю – прожив за это время столько, что предыдущая жизнь уже стерлась в пыль, а Рэй успел врасти в него каждым нервом, Ларри обнаружил еще массу интересных возможностей. Например, что на Рэя можно восторженно и преданно смотреть снизу вверх, когда рядом другие маги, и Рэй будет кусать губы и тушеваться, не находя в себе сил цыкнуть, но млея, млея внутри от этих взглядов, захлебываясь беспомощной жаждой видеть их снова и снова. Что можно идти за ним по коридору, почтительно отставая на шаг, давая понять – ты впереди, ты первый. Что можно молча садиться у его ног в общей гостиной, глядя в пол, всем видом давая понять – тебя ничто не колышет, кроме него, и ты сделаешь что угодно, стоит только ему захотеть. Ларри чувствовал, что нащупал верную нить. Он хотел лишь одного – чтобы Рэй не беспокоился ни о чем, чтобы поверил ему и отпустил то, что заставляет его сопротивляться. Где-то за всем этим, так недалеко впереди, маячило бездумное и безумное счастье, тишина вечеров и тепло губ Рэя на виске, когда он целует перед сном, и приходящий только в его объятиях покой, когда ночи раздирал очередной кошмарный сон. Ларри рвался в это будущее с головой, уверенный – Рэй тоже этого хочет.
Просто боится.
Все изменилось, неуловимо, но бесповоротно и глубоко, когда поймавшая их после занятий в коридоре девчонка лет десяти прижала Ларри к стене и радостно оповестила мир, что он, хоть пока и не знает этого, но совершенно точно – водный маг. Для Ларри это не значило ничего – водный так водный, он тогда только плечами пожал – а Рэя будто ледяной водой окатили. Так и стоял, глядя на девчонку такими глазами, словно хотел схватить ее на руки и подбросить аж до небес, чтоб заверещала от счастья.
Ларри потом попытался спросить – ему что, водные маги как-то особенно нравятся? – но Рэй только улыбнулся и покачал головой. То ли, мол, неважно все это, то ли – ты не поймешь, то ли – забудь, долго рассказывать. Какая разница? Почему бы Рэй ни осторожничал раньше, с этого дня он перестал. И еще – он перестал просто быть рядом, и стал – вместе. Ладонью по спине, по плечам, переплетенными пальцами, жадным взглядом в затылок, испытующим ожиданием, словно еще чуть-чуть, и Ларри должен был превратиться во что-то невыразимо прекрасное, долгожданное, по-настоящему родное. Невозможно было ошибиться, слыша этот поток – так ждут выстраданное за годы одиночества счастье, в котором уверены. В котором не сомневаются.
Ларри не знал, почему новость о его клановой принадлежности сломала страх Рэя, но по большому счету ему было неважно. Для него самого объяснение ничего не меняло. Просто Рэй наконец-то понял, что рядом с ним не кто-то, свалившийся на голову и способный завтра исчезнуть, а такой же стихийный маг, как и он. Партнер, с которым свела стихия, с которым – это до Ларри доходчиво донесли на занятиях почти сразу – он и не должен будет никогда расставаться.
Это волновало и будоражило до дрожи, до колотящегося пульса в висках – они никогда не расстанутся. Им не нужно гадать, хорошо это или плохо – быть вместе – все ответы уже даны с самого начала. Они предназначены друг другу, это данность, из которой теперь предстоит строить жизнь, и как в этой жизни может быть хоть что-то не так, если данность – она вот такая? Ларри впервые чувствовал себя обреченным не на обязанности, не на одиночество и не на долг, а – на счастье. Он больше ничего никому не обязан, у него есть Рэй, а быть магом здорово и так правильно, будто ты мыкался семнадцать лет неприкаянным, измотался до отупения, до беспамятства, едва не рехнувшись, и в награду наконец-то оказался вдруг на своем месте. Там, где ты нужен, где можно ничего больше ни за кого не решать и не быть ответственным ни за чьи ошибки. Где парень, который теперь отвечает за вас обоих – за все – и от взгляда которого бросает в жар – твой наставник, и в этом мире не бывает связи сильнее.
Ты имеешь право хотеть его – однажды сказал ему Рик. Ларри не мог ему не доверять, и не мог не видеть, что Рик не всегда говорит то, что сам думает – слишком часто его слова вдруг начинали складываться не его языком, будто голосом мага говорила сама стихия, и слишком часто потом Рик сам не очень помнил, что именно только что сказал. Это выглядело, как еще одно таинство магии Стихий, и это таинство – разрешило. Ты имеешь право хотеть его – у Ларри горели уши целую ночь потом, когда он лежал, спрятавшись под одеяло с головой, помимо воли снова и снова вспоминая слова Рика. Плохо или хорошо хотеть парня? Теперь он имел еще и право усмехаться в ответ на такие вопросы. Он больше не был обязан следовать никаким нормам. Он – маг, а, значит, нормы его уже не касаются.
Но и эта жизнь тоже кончилась – как потом с ужасом понял обжившийся в ней всем своим существом Ларри, глядя на календарь, всего через полторы недели. С того момента, как Рэй увидел их с Риком в коридоре замка – они разговаривали шепотом, стоя у стены и прижавшись лбами друг к другу. Рику так нравилось, а Ларри нравилось делать то, чего хочет Рик, уж слишком нечасто выпадала тому возможность даже не то что воплотить свои желания, а – захотеть их воплотить. Рик говорил, что только с ним хочет того, чего хочет сам. Ларри не понимал, что это значит и почему так, но радовался любой возможности сделать Рику приятное так же сильно, как радовался возможности сделать приятное Рэю.
Но Рэй даже не дал ему ничего объяснить. Или дал? Просто не слушал, что бы Ларри ни пытался сказать – только, притащив его домой за шиворот, как щенка, орал и шипел сквозь зубы, на каждую попытку возражения с силой толкая его в стену снова и снова. Ларри тогда показалось, что еще немного, еще один его бессвязный бульк о том, что Рэй все не так понял, что ему не о чем беспокоиться, что никто не сможет никогда ничего изменить между ними – и все нарастающая ярость огненного мага рванет неуправляемым взрывом, разнося к Мерлину по камням бедный замок. Ларри заглядывал в горящие злобой бешеные глаза снизу вверх, хватал за руки, прикасался, уговаривал, трогал – и пугался все сильнее с каждой секундой, до ужаса и отчаяния.
На Рэя не было управы, или Ларри ее не нашел. Тогда Рэй в конце концов хлопнул дверью так, что в окнах жалобно дзинькнули стекла, и исчез до утра, а измочаленный страхом и ожиданием Ларри, под утро забывшийся тяжелым сном, проснувшись, нашел его на балконе и, осторожно подойдя, молча сел у ног, ткнулся лбом в колено, закрыв глаза – ну а что он мог бы сказать? А Рэй не глядя сжал в кулак волосы на его затылке, притягивая еще ближе, и на миг Ларри показалось – это он в отчаянии, а не я. Он просто боится меня потерять.
Мысль согрела в мгновение, и вся горечь испарилась. Я нужен ему. Я ему необходим. Ларри поднял голову и неуверенно улыбнулся, не отводя глаз, выжидая минуту за минутой, пока Рэй не сжал зубы, отворачиваясь – сдаваясь. Как всегда. Напряженный и настороженный теперь, будто ждущий удара исподтишка, он позволял снова подбираться к себе так неохотно, словно и не было предыдущих дней и недель. А еще вечность – два дня по календарю – спустя Ларри и сам поверил, что – не было. Или было слишком давно, чтобы иметь значение.
Сбегать к водным магам, озаботившись придумать для Рэя причину исчезновения, он наловчился довольно быстро. Это оказалось не так уж и сложно – врать наставнику. Ну, не может Рэй чего-то понять, так не может, кто бы знал, почему, хотя Брайан что-то про Дину пытался рассказывать, пока не плюнул, потому что Ларри все равно ни гоблина не понял, при чем тут она и какое все это имеет отношение к самому Ларри. Рэй стал дерганым, подозрительным и вспыльчивым – и это жутко пугало – и в то же время каким-то беспомощно нуждающимся, а это грело и давало надежду, что все непременно будет хорошо. Иногда бывали вечера, когда они сидели на балконе и смотрели на закат, и Рэй почти расслаблялся, позволял Ларри прислониться к нему, обнимал за плечи и ерошил волосы на его макушке осторожными теплыми пальцами, и можно было улыбаться, глядя на смуглый профиль, утыкаться лбом в плечо и тихо фыркать там, слушая. Рэю нравилось, очень нравилось, Ларри это точно знал, и нравилось прикасаться, хотя иногда на него словно что-то находило, и он то начинал вдруг старательно избегать прикосновений, то маниакально использовал каждый повод дотронуться, всеми силами делая вид, что это случайность и ничего не значит. Ларри уставал от его непоследовательности и ставших все более частыми вспышек гнева, от придирок по мелочам, но все это тоже было неважно. До тех пор, пока получалось сбивать гнев тем же вовремя опущенным в пол покорным взглядом и старательной обожающей улыбкой. Властному и беспокойному Рэю было необходимо чувствовать, что Ларри не пойдет против него и против его решений, и Ларри изо всех старался доказать и подтвердить. Ведь он доказывал – правду.
Пока Рэй это чувствовал, возможные взрывы отодвигались – нужно было всего лишь грамотно выбирать время или вовремя придумывать безобидные объяснения, когда исчезаешь, чтобы встретиться с Риком, или в «круг», не позволять себе того, что Рэй бы не одобрил, там, где он может это увидеть, следить, чтобы никто из ребят не сказал при нем ничего лишнего. А дома восхищенно смотреть на него снизу вверх, смеяться его шуткам и позволять себе дурацкие вольности вроде «да, мой господин» в ответ на любую просьбу. Такое сносило с Рэя всю напряженность в момент, оставляя лишь жадную и отчаянную, немного скомканную изумленную – нежность.
И неважно, что Рэй пока не очень умел ее выражать. Нам теперь можно все, слышишь! – пытался и не мог прокричать ему Ларри, но верил, безоговорочно верил, что докричится. Рэй просто еще не понял, что, когда Ларри рядом, можно действительно – все. Им обоим.
Предстоящую поездку в «кругу» обсуждали до споров и последующей беспомощной выжатости. Каждый был уверен только в одном – это как встреча со стихией, примерно. Правда, никто, кроме Дэна, не знал, что при таких встречах чувствуешь, но будто ощущали всей кожей – еще вот-вот, и стихия покажет им главное. Про них самих, про их будущее и настоящее, именно то самое, чего так не хватает, чтобы понять вообще все. Как последняя деталь, которая заставит заиграть смыслами все остальные.
Мне кажется, я там умру, прошептал Рик на ухо Ларри, когда все разошлись. Мы так запутались сейчас, я вообще не знаю, что мы можем дать этим людям, мы трое. Я просто умру там, а они не смогут помочь мне. Туда нельзя настолько запутавшимся. Это убьет нас, только и всего.
Ларри не нашел, что ответить – так и сидел, обняв худые плечи Рика и зарывшись ладонью в волосы на его затылке. Если ты умрешь, мы больше не увидимся, невпопад проговорил он наконец, и Рик почему-то фыркнул и отстранился, потер кончик носа. Нет уж, увидимся, это точно, покачал он головой, улыбаясь. Спасибо тебе.
Ларри не понял, за что. А потом всю ночь думал – как это будет с ними, с ним и Рэем, там? Если Рик справится, то и мы тоже, убеждался он. А значит, Рэй поймет все. Перестанет ревновать и бояться, перестанет шарахаться от прикосновений – я же вижу, он тоже хочет меня. Пусть не так, как я, пусть ему страшно настолько, что проще до сих пор делать вид, будто просто погладить меня по спине – преступление, и можно только когда я прошу сведенную мышцу размять. Рэй ошибается, и стихия даст ему это понять, наверняка даст. Это единственный способ вернуться – нужно, чтобы Рэй перестал психовать и заводиться с полпинка, как только что-то не так, и орать часами за каждое разбитое блюдце, и лезть в драку по каждому поводу. Драться с ним Ларри вообще не хотел, но Рэю плевать же – его когда так заносит, он не соображает уже, и с каждым разом это все хуже. Хотя Ларри честно старался больше не попадаться ему на глаза даже просто разговаривающим с кем бы то ни было, и новых поводов ревновать у Рэя быть не могло.
Он звереет с каждым днем, неохотно признался себе Ларри, сидя с мантией в руках и глядя на наконец застегнувшего сумку наставника. А я его такого боюсь уже до истерики, и понятия не имею, как ему доказать, что он ошибается, требуя от меня беспрекословных подчинений по первому зову. Потому что я и так счастлив подчиняться ему, и не нужно ничего требовать – я уже принадлежу ему весь.
Но сегодня все изменится. Кажется, это тоже счастье – знать, что вы идете туда, где стихия неизбежно покажет Рэю, как он неправ, и дальше вы только будете вместе. И никаких больше драк, свар и ссор, никакой ревности и непонимания.
- Готов? – спросил Рэй, переводя на него хмурый взгляд.
Ларри кивнул, привычно не поднимая головы.
* * *
Два часа спустя память, ожидания и привычки перестали иметь значение.
Ларри с трудом догадывался, сидит он или лежит, или висит в пустоте, или падает в нее, стремительно набирая скорость. Мутный воздух тускло подергивался перед глазами, смазывая очертания, путая и смывая их, переплетая предметы комнаты в узоры и горсти и безразлично швыряя их прямо в лицо. Они взрывались где-то внутри черепа с глухим низким звоном, от которого деревенели мышцы и невыносимо ныли все зубы сразу, и Ларри с трудом дышал, пережидая приступ, запрокидывая голову и поминутно облизывая пересохшие губы. Шею ломило так, что стреляло в ушах, и ничего в этом мире не оставалось, кроме этого ломающего дискомфорта, боли и удушливого, леденящего запаха, который не получалось не вдыхать, и от которого стон срывался на вой.
Будь все проклято, задыхался Ларри, силясь выдраться из кошмара, в котором увязал все глубже с каждой секундой. Темнота наступала, медленно сжимая кольцо, неотвратимая и бесповоротная – я не хочу, стонало что-то внутри. Я не хочу, не туда, только не так! Не сейчас!
Барахтаться в ней – все равно что отбиваться от глубины, бездна засасывает, и уже смешно и странно вспоминать дурацкую иллюзию, будто ты валяешься на кровати в гостиничном номере. Тебя выдернуло сквозь пленку между мирами, и здесь нет ничего человеческого – только бездна и глубина, сдавливающая, втягивающая в себя одним долгим вдохом.
Ты ведь сам хотел умереть, укоризненно смотрят из темноты глаза Рика. Ты сделал все, чтобы умереть.
Я знаю! – коротким всхлипом, нелепо взмахнув, защищаясь, руками, которыми еле можешь пошевелить – бездна сильнее тебя. И я знаю, – эхом откликается она одобрительно, и глаза Рика оплывают контуром, перетекая, переплавляясь в другие, бездна в бездне, темная и непрозрачная. И в этих глазах – ничего знакомого.
Кто ты? – отчаяние и бессилие в собственном голосе, но взгляд непроницаем, он будто прожигает ледяным потоком насквозь. Кто ты? – заорать, срываясь на хрип, силясь отодвинуться, забиться подальше от них – непонятно, почему так важно узнать, ведь здесь нет того, кто мог бы решить – важно или нет. Здесь нет меня, цепенея от ужаса, догадался Ларри. Пальцы машинально скользнули вокруг в попытках найти опору, но им не за что хвататься. Меня больше нет.
Тебя больше нет, – отзывается бездна, и взгляд темных глаз не осуждает, не сочувствует, не ждет – в нем нет ничего, за что был бы шанс уцепиться и выбраться. В нем нет вообще ничего, и пустоты тоже нет – бездна в бездне, огромная пропасть. Две бездны, почему-то впивается в сознание непонятная мысль. Вас двое. Ты убил вас обоих.
Я знаю, – губы не шевелятся это выговорить, и еще больней понимать, что ты знаешь, действительно, ты всегда это знал. Ты сделал все, чтобы вы умерли оба. Отвернуться бы, спрятаться, но тело не слушается, трещит застывшей ледяной коркой, которую пытаются смять, и глубина давит сильней и сильней, не давая пошевелиться. Ты беспомощен и беззащитен, ты никто – можешь только тонуть, распятый бездумной силой, выпотрошенный взглядом, которого не способен даже узнать.
Ларри никогда в жизни еще не был так близок к грани, пусть даже жизнь, которую помнил и к которой привык, превратилась сейчас в хаотичный набор всплесков памяти, в мешанину имен и картин, смыслов, догадок, и все это не значило ничего. Что бы ни подсовывала память, оно лишь било наотмашь, заставляя давиться от собственной глупости и слепоты. Даже выламывающая суставы, затягивающая боль, которая словно отодвинулась, не уменьшившись, как будто тоже переставала иметь значение.
Здесь ничего не было важно – Ларри расхохотался бы в лицо самому себе, тому, который тысячи лет назад шагал в камин, отправляясь сюда, прямиком на тот свет, с умным видом встав на дорогу с билетом в один конец. Это будет, как разговор со стихией, серьезно кивал Дэн, глядя из своего угла комнаты. Но здесь не было разговоров. Только бездна – и беспомощность, и приковывающий взгляд незнакомых ледяных темных глаз, высвечивающих насквозь, выворачивающих наружу все то, чему так успешно получалось давать другие имена столько времени. Всю свою жизнь.
У тебя была бесконечность, дышала холодом в лицо бездна. Ларри не знал, чем возразить – календарное время не имеет значения, он помнил это слишком отчетливо, чтобы сопротивляться. Ты можешь прожить вечность за сутки, изменить все и оторваться от прошлого за три дня, и неважно, сколько лет или недель родившемуся в тебе магу. Достаточно того, что ты мог успеть, но предпочел что-то другое. Из тысяч внутренних голосов ты выбрал не тот, который привел бы тебя к жизни.
Не так, с упреком покачал головой Рик. Из тысяч голосов ты выбрал тот один, который привел тебя к смерти.
Вас обоих, согласились бездонные темные глаза.
Нас двое – Ларри помнил это, но осознавал и то, что больше толком не помнит о наставнике ничего. Память подкидывала нечто ускользающее, неуловимое, за которым вставало необъяснимое иррациональное ощущение сгустка исполинской силы, коснувшейся его однажды, когда-то очень давно. И то, как в ответ всколыхнулось тогда внутри что-то другое – собственное – равное этой силе, два сгустка, еще не осознавших себя. Один-единственный миг, когда не было ничего, кроме тишины между ними, и ничего больше и не было нужно – и важно – и то, что больше никогда потом это чувство не возвращалось. Как будто сблизившая две силы стихия оставила их друг другу, а те так и не сумели осознать себя, вцепившись в собственное прошлое. В человеческие оболочки, которые надлежало отбросить.
Неправда, отозвался опирающийся о стену, молчаливо запрокинувший закрытое ладонями лицо Филипп. Неправда, откликнулся прижавшийся лбом к его бедру, стоящий перед ним на коленях Брайан. Неправда, качнул головой Дэн, обнимая со спины улыбающуюся рассвету человеческого города девочку с недетским лицом.
Неправда, обессилено всхлипнул в подушку измученный рыданиями Рик.
Неправда, закрыл глаза Ларри. Силы и человечность – другое. Мы оба выбрали путь, на котором нет места силам, и они так и ждут, закукленные сгустками где-то внутри нас. Они еще не знают, что им – не дождаться.
Им вообще нет дела до того, станем ли это мы, или кто-то другой даст им вырасти, с ужасом осознал он. Сила безлична, как тяга воронки в бездне, она лишь размажет того, кто встанет у нее на пути, предпочтя служению ей любование собой и глупость. Решив, что обладает правом выбора – служить или не служить.
Нестерпимый, прожигающий насквозь стыд и горечь захлестывали с головой, и бездна казалась избавлением, а незнакомые темные глаза все смотрели и смотрели, припечатывая взглядом, не осуждая, не укоряя и не ожидая ничего. Просто смотрели, и Ларри читал в них бьющее под дых точностью понимание – его всего, полностью, целиком – но не находил поддержки. Я знаю, кто ты, говорили они. Я – знаю.
И больше ничего.
Это расплата, с горечью выдохнул Ларри, зажмуриваясь. Это переход, качнулась бездна. Это – ты, ответил взгляд. Посмотри и почувствуй – кто ты.
А я могу? – беспомощно подумал Ларри. Глубина медленно врастала под кожу, не быстрей и не медленней от того, что Ларри перестал, наконец, сопротивляться ей, но ему больше не было страшно – я часть ее, я часть всего, что здесь есть, я вот-вот стану только этой частью, и все. Закономерность не может пугать, пугает предопределенность, которой силишься избежать, и страх уходит, как только принимаешь неизбежное. Я умираю, – он пытался заставить себя проговорить это вслух, но губы не слушались, а мысли стекались в капли и лужицы, то и дело меняя форму. Я становлюсь собой. Каждый становится собой, когда умирает – почему же я так боялся смерти, если она это и есть я? Почему ее боялся Рик?
Оказалось достаточным лишь потянуть за нужный поток, чтобы он качнулся и приблизил, развернув, целый невидимый раньше пласт еще одной глубины – светло-синей, прозрачной до ослепления. Ларри смотрел в нее, задохнувшись от восхищения ее теплом и светом – я помню тебя, Ричи – он коснулся бы рукой этого света, если бы мог, если бы здесь что-то значили прикосновения. Я знаю тебя.
Я знаю, чем станет сгусток силы, живущий в тебе, вижу сейчас так явственно, словно это уже случилось. Нам не дано знать будущее, но нам и не нужно – достаточно смотреть в глубину, в самую суть, чтобы увидеть ее состоявшейся.
Я тебя вижу.
Если это и есть смерть, то весь ее ужас лишь в том, что не остается ни одной маски, и куда ни смотришь, везде видишь ту самую глубину – настоящую. Я знаю тебя состоявшимся, Ричи, знаю главное о том, что тебе еще только предстоит сделать. Я бы плакал сейчас, если бы еще было чем, если бы мог – я бы оплакал твою душу и все, через что она пройдет на этом пути. Я бы оплакал нас всех – и каждый миг, когда нам придется убивать часть себя, чтобы дать жизнь другой части – каждую маленькую смерть на пути к жизни. Каждую маленькую боль, невыносимую изнутри и невидимую снаружи, крест любого из нас – видеть и оплакивать, и молчать, ведь ничего больше и не нужно, кроме как – видеть. И чувствовать.
Бездна в глазах напротив качнулась, отзываясь – не соглашаясь и не отказываясь, нет здесь «да» или «нет», теперь Ларри знал и это тоже. Глубина не может быть верной или неверной, правильной или нет – есть мириады оттенков, миллионы путей, сплетающихся течений, и одна капля способна изменить весь поток. Ты ошибся, Ричи – я выбрал не единственный путь, ведущий в смерть, а один из бесконечного множества, но и путей, уводящих в жизнь, было тоже не меньше. Я был волен изменить все, добавив новую каплю на любой точке в любое мгновение, и исход стал бы иным, так же, как ты волен умереть, сбившись в любой из дней. И сейчас я вижу и это тоже – хаос наслаивающихся глубин, каждая из которых тянет в каждую, и ты будешь выбирать из них постоянно, всегда. И выбор не станет легче – никогда. Ни твой, ни чей-либо еще, как далеко ни зайдешь, как много ни сделаешь – это и есть настоящая бесконечность, двигаться вперед без права устать и остановиться.
А я думал, что имею право не двигаться вовсе. Что настоящее и будущее теперь зависит не от меня. Что мы… я и Рэй…
Нужный поток будто сам притянулся к ладони – не пришлось даже двигаться, и глубина разошлась, впуская новый пласт, распахивая его во всю ширь, вплавляя в сознание, минуя желания и взгляды – смотри, маг. Увидеть можно все, что захочешь, если бездна живет в тебе. Если ты – это она.
Вероятностей не существует, есть лишь поток, в котором находишься, и в твоей воле сменить его на другой, но не повернуть вспять. Не нужно слышать будущее, чтобы знать, какой именно поток ты выбрал, как не нужно быть провидцем, чтобы видеть, куда лежит его путь – достаточно лишь смотреть на их сплетения и видеть нужный, различая течения до капли. Достаточно лишь, чтобы не существовало тебя самого – уничтожь себя полностью, стань частью глубины без желаний и ожиданий, без того, что перечеркивает весь океан, заменяя его одной глупой надеждой, и ты увидишь.
Ларри зажмурился бы, если бы у него еще были глаза. Рэй был в нем, весь – во всем, каждой своей клеткой в каждой его, бешеной яростью и упрямством, осознанным выбором того, во что Ларри толкал его столько дней, столько раз. Того, чего Рэй избегал из последних сил месяц за месяцем, балансируя на краю, и, решившись под давлением, наконец – выбрал. Тысячи точек невозвращения позади, сотни перекрестий путей, на которых пройдет поворот не туда, десятки несказанных слов и непрочувствованной боли – его некому будет даже оплакать, с ужасающей ясностью видел Ларри. Он разрушит все, через что пройдет, вспышками ярости и бешенства, отточенной, горькой злобы – на тебя, того, кто обещал ему иллюзию счастья. Он хозяин и рука судьбы, он велик и непогрешим, он глава, поставленный тобой на пьедестал, и поздно отговаривать и рушить под ним камни. Свой пьедестал Рэй давно уже охраняет сам, и не подпустит тебя слишком близко, чтобы ты не посмел вмешаться и изменить что-либо.
Он выбрал недоверие в степени, позволяющей не видеть никого вокруг и никого не подпускать, и в его мире никого вокруг больше нет. Только стоя рядом с ним и не чувствуя бездны, можно верить, что еще будут выборы и пути, еще будет брезжащий впереди свет, который притянет вас, но последний поворот уже пройден, и бездна видит все – направления, перегибы и точки, где добавление капли еще меняло течение целиком. Уже неважно, как вести себя, потакать или возражать, объяснять или бить, молчать или уговаривать – Рэй счастлив в своей слепоте, как обрушивающийся навстречу острым камням водопад. В его мире диктуют ярость и незыблемый пьедестал, право повелевать и требовать, и – хочешь увидеть, что было бы дальше, не окажись ты сейчас здесь, где неизбежно умрешь?
Ларри беззвучно задыхался, бессильный отвернуться, сбежать или спрятаться, глядя, как подозрительность Рэя доходит до слежки, и вся ложь, все несбывшиеся клятвы и обещания выплескиваются наружу, взрывая его одной обезумевшей, темной волной. Сознание торопливо перебирало каплю за каплей, силясь добиться несбыточного – если не дать остаться наедине, если взрыв будет в толпе магов? Исключительный вариант – что рядом окажется огненный маг и закроет – заканчивался не одной оранжевой планкой на холме замка, как все остальные. Он заканчивался двумя. Кто бы это ни оказался, ни одному магу Огня не переварить пытку разъедающим изнутри бешенством, даже учителю. Рэй рванет в одиночку – и угробит прорву земных магов школы, Рэй рванет рядом с кем-то – и убьет и его тоже, Рэй рванет за территорией, если успеть заранее получить разрешение и вытащить его туда – и достанется миру людей. Вот только и разрешения Ларри не получить – учителя не дадут Рэю взорваться, они убьют его сами, не дожидаясь. И это будет самый благополучный исход.
Бросить к Мерлину чертов «круг», лихорадочно выхватил еще одну каплю Ларри, бросить к гоблиновым соплохвостам вообще все, ходить за ним хвостом и держать, и следить, заглядывать в глаза и стелиться, что угодно делать, лишь бы только… только… Поток всколыхнулся, принимая новую составляющую. Хочешь подпитать его демонов, отозвалась бездна в глазах напротив. Демоны будут рады.
Ларри едва не застонал от бессилия, глядя, как Рэй избивает его самого – за дурное настроение с утра, за неудачный день, придумав поводом что угодно. Я настолько ему ненавистен? – остолбенело задыхался Ларри. Нет, отвечали глаза Рэя. Ты настолько не соответствуешь тем иллюзиям, которые сам же мне и пообещал. Я сам им – не соответствую, ни на кнат – как я могу принимать того, что подсунул мне – не меня и заставил поверить в него?
Кулак в челюсть, ботинок в ребра, схваченный в петлю выдернутый из джинсов ремень – по спине, по плечам и рукам, обхватившим голову – добивать ногами, крича – Мерлин, ему есть, за что меня ненавидеть. Он не в том течении, где можно найти и увидеть причину, но это не помешает ему умереть, ненавидя.
Умереть не в одиночку, о нет, потому что за избиением рано или поздно вставала сжигающая Рэя ревность, которой неважно, существует ли «круг» и есть ли в мире Рик Мэллоун. Ревность требовала застолбить свое, и ремень захлестывал уже обнаженную кожу, и любые попытки отбиться лишь приближали неизбежное – рано или поздно он возьмет свое силой, устав гадать, хочет ли вообще быть с тобой, и с тобой ли. Рано или поздно ты будешь валяться после его оргазма, вцепившись в подушку с остановившимся мертвым взглядом, не видя перед собой ничего, даже целующего в притворном раскаянии твои плечи Рэя, обмирая в ужасе от единственной мысли – теперь ты никогда не сможешь уйти от него. Ты убьешь его, уйдя, и убьешь его, оставшись. Вы оба уже мертвы.
Он торопливо перебирал струи, перекрашивая течения и меняя потоки – ну можно же хоть как-нибудь повлиять? Существует же что-то, какой-то путь, который закончится по-другому – он просто обязан существовать! Взгляд ледяных темных глаз по-прежнему прожигал насквозь, будто впечатывая, вбивая еще дальше, еще глубже. И не было слов – никаких упреков, никакой поддержки, даже интереса. Только – я знаю тебя. Я знаю, что ты сейчас делаешь. Просто – знаю. Ты ищешь недостижимое.
Поговорить с Рэем? Ярость. Попробовать лаской? Ярость. Криком, в конце концов? Ярость. Требованием? Игнорирование и ярость. Пойти с просьбой к учителю? Усиление ненависти и ярость. Привлечь «круг»? Взрыв. Вытащить тему на обсуждения на занятиях? Временная отстраненность и взрыв. Рассказать все и напугать? Взрыв. Развернуться и уйти? Взрыв.
Ларри никогда раньше не знал по-настоящему, что такое – бессилие. Что такое – когда все повороты действительно пройдены, и вы еще существуете, каждый из вас, но вы и правда уже мертвы – оба. Прошло всего три недели, но уже слишком поздно. Ты успел убить его. Сколько же в тебе силы, Ларри, если ты справился настолько быстро?
Сколько силы – в нем, если, направленная тобой не в ту сторону, она привела его к мертвой точке с такой скоростью.
Ты умираешь здесь, и все твои поиски не имеют смысла, потому что единственное возможное сейчас будущее – то, в котором ты останешься здесь навсегда. Уже сделав все, что только мог, чтобы разбудить в нем худшее и заставить перекрыть лучшее целиком, ты исчезнешь, и больше никто не сможет повлиять на Рэя, никак. Смотри, как он замкнется по возвращении, а маги воспримут это как должное, ведь Рэй потеряет воспитанника. Смотри, как он будет строить по кирпичику новую картину своего мира, в котором одиночество возведено в культ, а связи – хоть стихийные, хоть добровольные – приравнены к преступлению. Смотри, сколько времени ему понадобится, чтобы пойти против магов.
Перебери варианты еще раз – оптимальный всегда возможен, и ты видишь его. В идеальном случае, если маги успеют отреагировать, Рэй умрет от руки учителя, не успев забрать с собой никого. Посмотри, сколько условий потребуется, чтобы воплотился в реальность именно идеальный случай.
Наверное, должна была бы быть горечь и отчаянная жажда выбраться отсюда, остаться рядом с Рэем и продолжать искать нужный путь, пытаться влиять, чтобы успеть помешать и остановить. Наверное – если бы еще оставалось «я», которое можно было бы с упоением бичевать.
Ларри не чувствовал ни жажды, ни горечи – только боль, всеобъемлющую, как мощь глубины – за Рэя, за тех, кому случится жить рядом с ним. За людей, которые уже получили одного Кристиана Эббинса, и еще не знают, что вот-вот, возможно, получат второго. Что меняет тот факт, что виновен и ответственен за все это один-единственный водный маг, которого завтра даже не будет в живых? Неважно, проклянут ли обе расы его имя или так и не узнают о нем – будущего этим не изменить. Ты всего лишь был счастлив наконец-то потешить собственных демонов, обнаружив, что стал магом. Ты понятия не имел, во что это выльется. И теперь абсолютно неважно, хотел ли ты – этого, был ли готов, выбирал ли такое будущее и хочешь ли, чтобы оно стало другим. Теперь уже все неважно.
Смотреть, куда обрушивается поток – ужасающе, но куда страшнее видеть при этом, одновременно, другой – тот, которому никогда уже не вернуться. Состоявшегося мага Огня – уникальную силу, не имеющую себе равных. Слепящий багрово-красным опаляющий свет, неиссякаемый источник тепла, путеводный и непримиримый, невообразимая мощь и величие – и все то, на что они уже никогда не станут способны. То, что призвало и один-единственный раз заставило откликнуться и всколыхнуться когда-то, тысячи лет назад, равную ему силу – в тебе.
Кто ты, маг? – леденил сознание темный взгляд. Ты ведь сейчас видишь все, и себя тоже.
Я – тот, которому было суждено свое величие и своя боль, согласился Ларри.
Но не может быть большей боли, медленно улыбнулся он, глядя на разворачивающийся перед ним еще один пласт глубины. Иссиня-черной, темной, засасывающей и бездонной, поглощающей без колебаний и без колебаний разящей, способной вобрать в себя все и остаться собой. Я знаю тебя, – закрыл глаза Ларри, с улыбкой проваливаясь сквозь пелену слез в эту непроглядную темень. Я вижу тебя, и то, чем ты никогда не станешь, и то, чем не станет симбиоз двух сил, и все, что могу – это оплакивать вас, невозможно прекрасных в своей развернувшейся мощи, глядя на то, чему никогда не произойти.
Я вижу тебя – и вижу поток, в котором ты прошел выбранным путем, превратившись в растворившуюся в бездне каплю, и во мне нет ничего, кроме боли. За тебя и Рэя, учителей и людей, и магов, за будущее двух рас, в котором не выпадет жить и любить ни тебе, ни ему.
Я вижу тебя, Лоуренс – маг, поправший все и сломавший все, убивший то, на что не имел права посягать, монстр, исковеркавший и себя, и наставника, оттянувший друга на сотню шагов назад. Чудовище, к которому глубина оказалась милосердной, встретившись на пути раньше, чем оно успело дотянуться и исковеркать кого-то еще. Выродок, гибнущий под грузом стыда и вины – ты слышишь? Я люблю тебя.
Я прощаю тебя. Бездна рассудит по-своему и раздаст по заслугам, но мне не за что тебя винить, и не мне брать на себя право судить.
Упокойся в глубине с миром – теперь я знаю, что значат эти слова. Что твой стыд стал моей болью, и это облегчит твой путь на капли, утяжелив мой на толщу бездны. Что мне не все равно, кем ты был, и почему так случилось, и что стало причиной, и почему смерть пришла к тебе.
Я могу лишь оплакивать тебя бесконечно, сколько буду дышать – тебя, и Рэя, и этот город, в котором больше боли, чем способна вместить одна, чья угодно, душа. Весь мир вокруг – боль, и пусть лучше я тоже растворюсь в глубине, чем выберу между собой и ею снова – себя.
Разве не за этим мы здесь – мы все? Мы ничего не можем поделать – люди чувствуют то, что чувствуют, и не в наших силах запретить это каждому – можно лишь видеть и оплакивать, чтобы чья-то боль стала моей. Боль – каждого. И пусть не существует пути, на котором я мог бы исправить то, что ты сделал, но если бы этот путь был возможен, я бы взял его на себя. Потому что, даже если это и есть смерть, моя боль спасет хотя бы несколько жизней, даст этому городу еще хотя бы немного времени. Когда «я» уже мертво, то неважно, выполнил ли маг всю задачу или умер, захлебнувшись ее половиной. Важно только то, сделал ли он хоть что-нибудь.
А его смерть неважна тоже.
Нет такой боли и нет таких слез, чтобы сравниться – с этим. Я уже мертв, наверное, и именно поэтому вижу сейчас все, даже то, что недостижимо. Путь, который я искал, существует, потому что существует причина, по которой у Рэя нет выхода из темницы его заблуждений – и она не в нем, а во мне. В том, что я чувствую к нему.
Мерлин, я не смогу, в отчаянии подумал Ларри. Я не смогу – слышишь?
Во взгляде напротив плеснулась неприкрытая боль – только теперь, будто прорвавшись сквозь треснувшую плотину льда – и Ларри вцепился в нее, не находя больше ни мыслей, ни слов. Его словно ошпарило узнаванием, и слова уже не требовались – достаточно было смотреть, не отрываясь, в собственный взгляд – в себя того, каким невозможно стать – и кусать губы, захлебываясь от рыданий – я не смогу. Ты не можешь предлагать это мне, ведь ты знаешь, чего это будет стоить.
Я – знаю, ответил взгляд.
Ничего, кроме знания. Никаких желаний, никаких чувств, ничего – только знание. И боль – и твоя, и чья угодно еще. Навсегда.
Ларри плакал, захлебываясь рыданиями, свернувшись в комок на жесткой кровати гостиничного номера. Холодный воздух опалял руки, перехватывая горло, не давая вдохнуть, и где-то рядом – Ларри это чувствовал – задыхался в своем аду потерявший сознание Рэй. Сотни тысяч беззвучных человеческих криков, бьющихся внутри, не перекрикивающих тишины одного его дыхания. Так всегда теперь будет? – беспомощный вопрос ни о чем. Мы никогда не вернемся друг к другу?
Если ты не поверишь в это, то никогда, безмолвно качнулась внутри ледяная бездна.
Нет разницы – верить или знать – слезы текут потоком, смешиваясь, переплетаясь ручьями – нет никакой разницы. Есть то, в чем предстоит жить, и если в нем больше нет вас, нет твоих чувств и желаний, то нет и будущего, в котором это изменится.
Неважно, поверишь ли ты на время, что это навсегда, или будешь знать точно. Твое одиночество в любом случае – бесконечно. Твой путь, на котором нет не только самого Рэя, но и твоих чувств к Рэю – только он может вывести вас, если ты выдержишь, если научишься жить один, зная, чем рискуешь, не удержав Рэя на грани. Ты так устал отвечать за чужие ошибки, маг. У тебя впереди вечность, чтобы научиться отвечать – за других магов, за все, что они сделают, и к чему ты их приведешь.
В одиночестве.
Даже если сейчас тебе кажется, что ты надорвешься.
Жанр: вероятно, драма
Размер: мини
Заказчик: Raen
Время действия: середина 17 главы
читать дальше* * *
Это были очень длинные три недели.
Ларри так и не понял, может, у всех магов со временем что-то странное, и теперь так и будет всегда – проживаешь будто несколько жизней, одну за другой, а потом оказывается, что прошла всего неделя, или две, или месяц. И попытка взять и соотнести с календарем собственные ощущения каждый раз заканчивается легким непониманием, и хмыкнуть хочется, мол – это шутка, да? Три недели назад он был человеком.
Хотя как раз это сейчас уже было совершенно неважно.
Не поднимая головы, он бросил взгляд исподлобья на копающегося в сумке хмурого Рэя. Тот кусал губы, сосредоточенно прикидывая, что еще взять, что забыл положить – такой весь «не подступишься» всякий раз, когда есть повод почувствовать себя хозяином ситуации. Ларри все еще побаивался такого Рэя – и так и не научился пока находить к нему подход, но это тоже уже было неважно. У них вся вечность впереди, и от одной мысли об этом страх исчезал, и хотелось только, пряча улыбку, смотреть, смотреть на эту хмурую вертикальную морщинку на лбу, ожидая, когда наставник застегнет сумку и переведет на него непроницаемый взгляд, спрашивая – готов?
Ларри чувствовал, что пойдет за ним куда угодно. Несмотря ни на что.
Так было и с самого начала, хотя на этом сходство заканчивалось. Ларри хорошо помнил, как открыл глаза, одуревая от тяжести в звенящей голове и монотонной, почти потусторонней какой-то усталости, будто только что вычистил голыми руками поляну за стадом кентавров – и увидел его. Как Рэй неуверенно улыбнулся, и Ларри почему-то сразу, в ту же секунду окончательно почувствовал и поверил, что знает этого парня давным-давно, всегда знал, только не помнил об этом. И что это почему-то настолько правильно – то, что рядом именно он – что только обалдело моргать и остается.
Что бы Рэй ни делал тогда, в первые дни, все будто укладывалось в одну картину, слаженную до мельчайшей зазубрины. Ларри казалось, что они прожили вместе вечность, почти ни слова не сказав друг другу, молчаливо приняв, что попробуют просто слушать, не разговаривая, что сломать это хрупкое безмолвное волшебство успеют и позже. И когда потом выяснилось, что за эту наполненную нескончаемым зыбким ощущением друг друга вечность прошло каких-то три дня, это было даже смешно. Три дня – ничто, когда вы вольны не быть должными ничего никому, и можно не заниматься ничем и не мчаться никуда ни по каким делам. Только находиться рядом. Можно даже молчать, общаясь без слов, потому что и искать слова вы не обязаны тоже.
Это чувство – я могу быть не должным больше ничего никому – тогда, в первые дни, оглушило так сильно, что Ларри не мог заставить себя заговорить вслух потом еще несколько дней, даже на занятиях. Рэй был рядом всегда, каждую минуту, и чувство незаметно трансформировалось в убежденность – я могу быть не должным больше ничего никому, пока есть – он.
Сейчас Ларри уже плохо помнил, как будто и правда прошло слишком много времени, но иногда ему смутно казалось, что тогда, в те дни это Рэя даже смущало. Хотя и льстило, и привлекало до невозможности, но он будто сопротивлялся, время от времени набирая в грудь воздуха и глядя на него, подбирая слова, чтобы – что? Ларри не знал наверняка, и так и не узнал – Рэй все равно ни разу так ничего и не возразил толком. Просто смотрел ему в глаза, постепенно теряя весь пыл по капле, сплавляясь во всю ту же безмолвную нежность – ну что ты творишь, Ларри, не надо, вот бесенок же – и Ларри только торжествующе фыркал, видя, как он сдается. Все будет хорошо – это он чувствовал точно, знал твердо и наверняка – и неважно, что Рэя что-то там держит, смущает или останавливает. Ему достаточно посмотреть на воспитанника, чтобы в конце концов, махнув рукой, сдаться.
Ларри ведь ничего и не предлагал – только радоваться вместе с ним все тому же. Мы больше никому ничего не должны. Я не должен. Потому что у меня есть – ты.
Я слишком устал быть должным, Рэй. Я отдал столько, что стать магом после этого – избавление.
Выйдя из комнаты бесконечность месяцев спустя – на четвертые сутки по календарю – прожив за это время столько, что предыдущая жизнь уже стерлась в пыль, а Рэй успел врасти в него каждым нервом, Ларри обнаружил еще массу интересных возможностей. Например, что на Рэя можно восторженно и преданно смотреть снизу вверх, когда рядом другие маги, и Рэй будет кусать губы и тушеваться, не находя в себе сил цыкнуть, но млея, млея внутри от этих взглядов, захлебываясь беспомощной жаждой видеть их снова и снова. Что можно идти за ним по коридору, почтительно отставая на шаг, давая понять – ты впереди, ты первый. Что можно молча садиться у его ног в общей гостиной, глядя в пол, всем видом давая понять – тебя ничто не колышет, кроме него, и ты сделаешь что угодно, стоит только ему захотеть. Ларри чувствовал, что нащупал верную нить. Он хотел лишь одного – чтобы Рэй не беспокоился ни о чем, чтобы поверил ему и отпустил то, что заставляет его сопротивляться. Где-то за всем этим, так недалеко впереди, маячило бездумное и безумное счастье, тишина вечеров и тепло губ Рэя на виске, когда он целует перед сном, и приходящий только в его объятиях покой, когда ночи раздирал очередной кошмарный сон. Ларри рвался в это будущее с головой, уверенный – Рэй тоже этого хочет.
Просто боится.
Все изменилось, неуловимо, но бесповоротно и глубоко, когда поймавшая их после занятий в коридоре девчонка лет десяти прижала Ларри к стене и радостно оповестила мир, что он, хоть пока и не знает этого, но совершенно точно – водный маг. Для Ларри это не значило ничего – водный так водный, он тогда только плечами пожал – а Рэя будто ледяной водой окатили. Так и стоял, глядя на девчонку такими глазами, словно хотел схватить ее на руки и подбросить аж до небес, чтоб заверещала от счастья.
Ларри потом попытался спросить – ему что, водные маги как-то особенно нравятся? – но Рэй только улыбнулся и покачал головой. То ли, мол, неважно все это, то ли – ты не поймешь, то ли – забудь, долго рассказывать. Какая разница? Почему бы Рэй ни осторожничал раньше, с этого дня он перестал. И еще – он перестал просто быть рядом, и стал – вместе. Ладонью по спине, по плечам, переплетенными пальцами, жадным взглядом в затылок, испытующим ожиданием, словно еще чуть-чуть, и Ларри должен был превратиться во что-то невыразимо прекрасное, долгожданное, по-настоящему родное. Невозможно было ошибиться, слыша этот поток – так ждут выстраданное за годы одиночества счастье, в котором уверены. В котором не сомневаются.
Ларри не знал, почему новость о его клановой принадлежности сломала страх Рэя, но по большому счету ему было неважно. Для него самого объяснение ничего не меняло. Просто Рэй наконец-то понял, что рядом с ним не кто-то, свалившийся на голову и способный завтра исчезнуть, а такой же стихийный маг, как и он. Партнер, с которым свела стихия, с которым – это до Ларри доходчиво донесли на занятиях почти сразу – он и не должен будет никогда расставаться.
Это волновало и будоражило до дрожи, до колотящегося пульса в висках – они никогда не расстанутся. Им не нужно гадать, хорошо это или плохо – быть вместе – все ответы уже даны с самого начала. Они предназначены друг другу, это данность, из которой теперь предстоит строить жизнь, и как в этой жизни может быть хоть что-то не так, если данность – она вот такая? Ларри впервые чувствовал себя обреченным не на обязанности, не на одиночество и не на долг, а – на счастье. Он больше ничего никому не обязан, у него есть Рэй, а быть магом здорово и так правильно, будто ты мыкался семнадцать лет неприкаянным, измотался до отупения, до беспамятства, едва не рехнувшись, и в награду наконец-то оказался вдруг на своем месте. Там, где ты нужен, где можно ничего больше ни за кого не решать и не быть ответственным ни за чьи ошибки. Где парень, который теперь отвечает за вас обоих – за все – и от взгляда которого бросает в жар – твой наставник, и в этом мире не бывает связи сильнее.
Ты имеешь право хотеть его – однажды сказал ему Рик. Ларри не мог ему не доверять, и не мог не видеть, что Рик не всегда говорит то, что сам думает – слишком часто его слова вдруг начинали складываться не его языком, будто голосом мага говорила сама стихия, и слишком часто потом Рик сам не очень помнил, что именно только что сказал. Это выглядело, как еще одно таинство магии Стихий, и это таинство – разрешило. Ты имеешь право хотеть его – у Ларри горели уши целую ночь потом, когда он лежал, спрятавшись под одеяло с головой, помимо воли снова и снова вспоминая слова Рика. Плохо или хорошо хотеть парня? Теперь он имел еще и право усмехаться в ответ на такие вопросы. Он больше не был обязан следовать никаким нормам. Он – маг, а, значит, нормы его уже не касаются.
Но и эта жизнь тоже кончилась – как потом с ужасом понял обжившийся в ней всем своим существом Ларри, глядя на календарь, всего через полторы недели. С того момента, как Рэй увидел их с Риком в коридоре замка – они разговаривали шепотом, стоя у стены и прижавшись лбами друг к другу. Рику так нравилось, а Ларри нравилось делать то, чего хочет Рик, уж слишком нечасто выпадала тому возможность даже не то что воплотить свои желания, а – захотеть их воплотить. Рик говорил, что только с ним хочет того, чего хочет сам. Ларри не понимал, что это значит и почему так, но радовался любой возможности сделать Рику приятное так же сильно, как радовался возможности сделать приятное Рэю.
Но Рэй даже не дал ему ничего объяснить. Или дал? Просто не слушал, что бы Ларри ни пытался сказать – только, притащив его домой за шиворот, как щенка, орал и шипел сквозь зубы, на каждую попытку возражения с силой толкая его в стену снова и снова. Ларри тогда показалось, что еще немного, еще один его бессвязный бульк о том, что Рэй все не так понял, что ему не о чем беспокоиться, что никто не сможет никогда ничего изменить между ними – и все нарастающая ярость огненного мага рванет неуправляемым взрывом, разнося к Мерлину по камням бедный замок. Ларри заглядывал в горящие злобой бешеные глаза снизу вверх, хватал за руки, прикасался, уговаривал, трогал – и пугался все сильнее с каждой секундой, до ужаса и отчаяния.
На Рэя не было управы, или Ларри ее не нашел. Тогда Рэй в конце концов хлопнул дверью так, что в окнах жалобно дзинькнули стекла, и исчез до утра, а измочаленный страхом и ожиданием Ларри, под утро забывшийся тяжелым сном, проснувшись, нашел его на балконе и, осторожно подойдя, молча сел у ног, ткнулся лбом в колено, закрыв глаза – ну а что он мог бы сказать? А Рэй не глядя сжал в кулак волосы на его затылке, притягивая еще ближе, и на миг Ларри показалось – это он в отчаянии, а не я. Он просто боится меня потерять.
Мысль согрела в мгновение, и вся горечь испарилась. Я нужен ему. Я ему необходим. Ларри поднял голову и неуверенно улыбнулся, не отводя глаз, выжидая минуту за минутой, пока Рэй не сжал зубы, отворачиваясь – сдаваясь. Как всегда. Напряженный и настороженный теперь, будто ждущий удара исподтишка, он позволял снова подбираться к себе так неохотно, словно и не было предыдущих дней и недель. А еще вечность – два дня по календарю – спустя Ларри и сам поверил, что – не было. Или было слишком давно, чтобы иметь значение.
Сбегать к водным магам, озаботившись придумать для Рэя причину исчезновения, он наловчился довольно быстро. Это оказалось не так уж и сложно – врать наставнику. Ну, не может Рэй чего-то понять, так не может, кто бы знал, почему, хотя Брайан что-то про Дину пытался рассказывать, пока не плюнул, потому что Ларри все равно ни гоблина не понял, при чем тут она и какое все это имеет отношение к самому Ларри. Рэй стал дерганым, подозрительным и вспыльчивым – и это жутко пугало – и в то же время каким-то беспомощно нуждающимся, а это грело и давало надежду, что все непременно будет хорошо. Иногда бывали вечера, когда они сидели на балконе и смотрели на закат, и Рэй почти расслаблялся, позволял Ларри прислониться к нему, обнимал за плечи и ерошил волосы на его макушке осторожными теплыми пальцами, и можно было улыбаться, глядя на смуглый профиль, утыкаться лбом в плечо и тихо фыркать там, слушая. Рэю нравилось, очень нравилось, Ларри это точно знал, и нравилось прикасаться, хотя иногда на него словно что-то находило, и он то начинал вдруг старательно избегать прикосновений, то маниакально использовал каждый повод дотронуться, всеми силами делая вид, что это случайность и ничего не значит. Ларри уставал от его непоследовательности и ставших все более частыми вспышек гнева, от придирок по мелочам, но все это тоже было неважно. До тех пор, пока получалось сбивать гнев тем же вовремя опущенным в пол покорным взглядом и старательной обожающей улыбкой. Властному и беспокойному Рэю было необходимо чувствовать, что Ларри не пойдет против него и против его решений, и Ларри изо всех старался доказать и подтвердить. Ведь он доказывал – правду.
Пока Рэй это чувствовал, возможные взрывы отодвигались – нужно было всего лишь грамотно выбирать время или вовремя придумывать безобидные объяснения, когда исчезаешь, чтобы встретиться с Риком, или в «круг», не позволять себе того, что Рэй бы не одобрил, там, где он может это увидеть, следить, чтобы никто из ребят не сказал при нем ничего лишнего. А дома восхищенно смотреть на него снизу вверх, смеяться его шуткам и позволять себе дурацкие вольности вроде «да, мой господин» в ответ на любую просьбу. Такое сносило с Рэя всю напряженность в момент, оставляя лишь жадную и отчаянную, немного скомканную изумленную – нежность.
И неважно, что Рэй пока не очень умел ее выражать. Нам теперь можно все, слышишь! – пытался и не мог прокричать ему Ларри, но верил, безоговорочно верил, что докричится. Рэй просто еще не понял, что, когда Ларри рядом, можно действительно – все. Им обоим.
Предстоящую поездку в «кругу» обсуждали до споров и последующей беспомощной выжатости. Каждый был уверен только в одном – это как встреча со стихией, примерно. Правда, никто, кроме Дэна, не знал, что при таких встречах чувствуешь, но будто ощущали всей кожей – еще вот-вот, и стихия покажет им главное. Про них самих, про их будущее и настоящее, именно то самое, чего так не хватает, чтобы понять вообще все. Как последняя деталь, которая заставит заиграть смыслами все остальные.
Мне кажется, я там умру, прошептал Рик на ухо Ларри, когда все разошлись. Мы так запутались сейчас, я вообще не знаю, что мы можем дать этим людям, мы трое. Я просто умру там, а они не смогут помочь мне. Туда нельзя настолько запутавшимся. Это убьет нас, только и всего.
Ларри не нашел, что ответить – так и сидел, обняв худые плечи Рика и зарывшись ладонью в волосы на его затылке. Если ты умрешь, мы больше не увидимся, невпопад проговорил он наконец, и Рик почему-то фыркнул и отстранился, потер кончик носа. Нет уж, увидимся, это точно, покачал он головой, улыбаясь. Спасибо тебе.
Ларри не понял, за что. А потом всю ночь думал – как это будет с ними, с ним и Рэем, там? Если Рик справится, то и мы тоже, убеждался он. А значит, Рэй поймет все. Перестанет ревновать и бояться, перестанет шарахаться от прикосновений – я же вижу, он тоже хочет меня. Пусть не так, как я, пусть ему страшно настолько, что проще до сих пор делать вид, будто просто погладить меня по спине – преступление, и можно только когда я прошу сведенную мышцу размять. Рэй ошибается, и стихия даст ему это понять, наверняка даст. Это единственный способ вернуться – нужно, чтобы Рэй перестал психовать и заводиться с полпинка, как только что-то не так, и орать часами за каждое разбитое блюдце, и лезть в драку по каждому поводу. Драться с ним Ларри вообще не хотел, но Рэю плевать же – его когда так заносит, он не соображает уже, и с каждым разом это все хуже. Хотя Ларри честно старался больше не попадаться ему на глаза даже просто разговаривающим с кем бы то ни было, и новых поводов ревновать у Рэя быть не могло.
Он звереет с каждым днем, неохотно признался себе Ларри, сидя с мантией в руках и глядя на наконец застегнувшего сумку наставника. А я его такого боюсь уже до истерики, и понятия не имею, как ему доказать, что он ошибается, требуя от меня беспрекословных подчинений по первому зову. Потому что я и так счастлив подчиняться ему, и не нужно ничего требовать – я уже принадлежу ему весь.
Но сегодня все изменится. Кажется, это тоже счастье – знать, что вы идете туда, где стихия неизбежно покажет Рэю, как он неправ, и дальше вы только будете вместе. И никаких больше драк, свар и ссор, никакой ревности и непонимания.
- Готов? – спросил Рэй, переводя на него хмурый взгляд.
Ларри кивнул, привычно не поднимая головы.
* * *
Два часа спустя память, ожидания и привычки перестали иметь значение.
Ларри с трудом догадывался, сидит он или лежит, или висит в пустоте, или падает в нее, стремительно набирая скорость. Мутный воздух тускло подергивался перед глазами, смазывая очертания, путая и смывая их, переплетая предметы комнаты в узоры и горсти и безразлично швыряя их прямо в лицо. Они взрывались где-то внутри черепа с глухим низким звоном, от которого деревенели мышцы и невыносимо ныли все зубы сразу, и Ларри с трудом дышал, пережидая приступ, запрокидывая голову и поминутно облизывая пересохшие губы. Шею ломило так, что стреляло в ушах, и ничего в этом мире не оставалось, кроме этого ломающего дискомфорта, боли и удушливого, леденящего запаха, который не получалось не вдыхать, и от которого стон срывался на вой.
Будь все проклято, задыхался Ларри, силясь выдраться из кошмара, в котором увязал все глубже с каждой секундой. Темнота наступала, медленно сжимая кольцо, неотвратимая и бесповоротная – я не хочу, стонало что-то внутри. Я не хочу, не туда, только не так! Не сейчас!
Барахтаться в ней – все равно что отбиваться от глубины, бездна засасывает, и уже смешно и странно вспоминать дурацкую иллюзию, будто ты валяешься на кровати в гостиничном номере. Тебя выдернуло сквозь пленку между мирами, и здесь нет ничего человеческого – только бездна и глубина, сдавливающая, втягивающая в себя одним долгим вдохом.
Ты ведь сам хотел умереть, укоризненно смотрят из темноты глаза Рика. Ты сделал все, чтобы умереть.
Я знаю! – коротким всхлипом, нелепо взмахнув, защищаясь, руками, которыми еле можешь пошевелить – бездна сильнее тебя. И я знаю, – эхом откликается она одобрительно, и глаза Рика оплывают контуром, перетекая, переплавляясь в другие, бездна в бездне, темная и непрозрачная. И в этих глазах – ничего знакомого.
Кто ты? – отчаяние и бессилие в собственном голосе, но взгляд непроницаем, он будто прожигает ледяным потоком насквозь. Кто ты? – заорать, срываясь на хрип, силясь отодвинуться, забиться подальше от них – непонятно, почему так важно узнать, ведь здесь нет того, кто мог бы решить – важно или нет. Здесь нет меня, цепенея от ужаса, догадался Ларри. Пальцы машинально скользнули вокруг в попытках найти опору, но им не за что хвататься. Меня больше нет.
Тебя больше нет, – отзывается бездна, и взгляд темных глаз не осуждает, не сочувствует, не ждет – в нем нет ничего, за что был бы шанс уцепиться и выбраться. В нем нет вообще ничего, и пустоты тоже нет – бездна в бездне, огромная пропасть. Две бездны, почему-то впивается в сознание непонятная мысль. Вас двое. Ты убил вас обоих.
Я знаю, – губы не шевелятся это выговорить, и еще больней понимать, что ты знаешь, действительно, ты всегда это знал. Ты сделал все, чтобы вы умерли оба. Отвернуться бы, спрятаться, но тело не слушается, трещит застывшей ледяной коркой, которую пытаются смять, и глубина давит сильней и сильней, не давая пошевелиться. Ты беспомощен и беззащитен, ты никто – можешь только тонуть, распятый бездумной силой, выпотрошенный взглядом, которого не способен даже узнать.
Ларри никогда в жизни еще не был так близок к грани, пусть даже жизнь, которую помнил и к которой привык, превратилась сейчас в хаотичный набор всплесков памяти, в мешанину имен и картин, смыслов, догадок, и все это не значило ничего. Что бы ни подсовывала память, оно лишь било наотмашь, заставляя давиться от собственной глупости и слепоты. Даже выламывающая суставы, затягивающая боль, которая словно отодвинулась, не уменьшившись, как будто тоже переставала иметь значение.
Здесь ничего не было важно – Ларри расхохотался бы в лицо самому себе, тому, который тысячи лет назад шагал в камин, отправляясь сюда, прямиком на тот свет, с умным видом встав на дорогу с билетом в один конец. Это будет, как разговор со стихией, серьезно кивал Дэн, глядя из своего угла комнаты. Но здесь не было разговоров. Только бездна – и беспомощность, и приковывающий взгляд незнакомых ледяных темных глаз, высвечивающих насквозь, выворачивающих наружу все то, чему так успешно получалось давать другие имена столько времени. Всю свою жизнь.
У тебя была бесконечность, дышала холодом в лицо бездна. Ларри не знал, чем возразить – календарное время не имеет значения, он помнил это слишком отчетливо, чтобы сопротивляться. Ты можешь прожить вечность за сутки, изменить все и оторваться от прошлого за три дня, и неважно, сколько лет или недель родившемуся в тебе магу. Достаточно того, что ты мог успеть, но предпочел что-то другое. Из тысяч внутренних голосов ты выбрал не тот, который привел бы тебя к жизни.
Не так, с упреком покачал головой Рик. Из тысяч голосов ты выбрал тот один, который привел тебя к смерти.
Вас обоих, согласились бездонные темные глаза.
Нас двое – Ларри помнил это, но осознавал и то, что больше толком не помнит о наставнике ничего. Память подкидывала нечто ускользающее, неуловимое, за которым вставало необъяснимое иррациональное ощущение сгустка исполинской силы, коснувшейся его однажды, когда-то очень давно. И то, как в ответ всколыхнулось тогда внутри что-то другое – собственное – равное этой силе, два сгустка, еще не осознавших себя. Один-единственный миг, когда не было ничего, кроме тишины между ними, и ничего больше и не было нужно – и важно – и то, что больше никогда потом это чувство не возвращалось. Как будто сблизившая две силы стихия оставила их друг другу, а те так и не сумели осознать себя, вцепившись в собственное прошлое. В человеческие оболочки, которые надлежало отбросить.
Неправда, отозвался опирающийся о стену, молчаливо запрокинувший закрытое ладонями лицо Филипп. Неправда, откликнулся прижавшийся лбом к его бедру, стоящий перед ним на коленях Брайан. Неправда, качнул головой Дэн, обнимая со спины улыбающуюся рассвету человеческого города девочку с недетским лицом.
Неправда, обессилено всхлипнул в подушку измученный рыданиями Рик.
Неправда, закрыл глаза Ларри. Силы и человечность – другое. Мы оба выбрали путь, на котором нет места силам, и они так и ждут, закукленные сгустками где-то внутри нас. Они еще не знают, что им – не дождаться.
Им вообще нет дела до того, станем ли это мы, или кто-то другой даст им вырасти, с ужасом осознал он. Сила безлична, как тяга воронки в бездне, она лишь размажет того, кто встанет у нее на пути, предпочтя служению ей любование собой и глупость. Решив, что обладает правом выбора – служить или не служить.
Нестерпимый, прожигающий насквозь стыд и горечь захлестывали с головой, и бездна казалась избавлением, а незнакомые темные глаза все смотрели и смотрели, припечатывая взглядом, не осуждая, не укоряя и не ожидая ничего. Просто смотрели, и Ларри читал в них бьющее под дых точностью понимание – его всего, полностью, целиком – но не находил поддержки. Я знаю, кто ты, говорили они. Я – знаю.
И больше ничего.
Это расплата, с горечью выдохнул Ларри, зажмуриваясь. Это переход, качнулась бездна. Это – ты, ответил взгляд. Посмотри и почувствуй – кто ты.
А я могу? – беспомощно подумал Ларри. Глубина медленно врастала под кожу, не быстрей и не медленней от того, что Ларри перестал, наконец, сопротивляться ей, но ему больше не было страшно – я часть ее, я часть всего, что здесь есть, я вот-вот стану только этой частью, и все. Закономерность не может пугать, пугает предопределенность, которой силишься избежать, и страх уходит, как только принимаешь неизбежное. Я умираю, – он пытался заставить себя проговорить это вслух, но губы не слушались, а мысли стекались в капли и лужицы, то и дело меняя форму. Я становлюсь собой. Каждый становится собой, когда умирает – почему же я так боялся смерти, если она это и есть я? Почему ее боялся Рик?
Оказалось достаточным лишь потянуть за нужный поток, чтобы он качнулся и приблизил, развернув, целый невидимый раньше пласт еще одной глубины – светло-синей, прозрачной до ослепления. Ларри смотрел в нее, задохнувшись от восхищения ее теплом и светом – я помню тебя, Ричи – он коснулся бы рукой этого света, если бы мог, если бы здесь что-то значили прикосновения. Я знаю тебя.
Я знаю, чем станет сгусток силы, живущий в тебе, вижу сейчас так явственно, словно это уже случилось. Нам не дано знать будущее, но нам и не нужно – достаточно смотреть в глубину, в самую суть, чтобы увидеть ее состоявшейся.
Я тебя вижу.
Если это и есть смерть, то весь ее ужас лишь в том, что не остается ни одной маски, и куда ни смотришь, везде видишь ту самую глубину – настоящую. Я знаю тебя состоявшимся, Ричи, знаю главное о том, что тебе еще только предстоит сделать. Я бы плакал сейчас, если бы еще было чем, если бы мог – я бы оплакал твою душу и все, через что она пройдет на этом пути. Я бы оплакал нас всех – и каждый миг, когда нам придется убивать часть себя, чтобы дать жизнь другой части – каждую маленькую смерть на пути к жизни. Каждую маленькую боль, невыносимую изнутри и невидимую снаружи, крест любого из нас – видеть и оплакивать, и молчать, ведь ничего больше и не нужно, кроме как – видеть. И чувствовать.
Бездна в глазах напротив качнулась, отзываясь – не соглашаясь и не отказываясь, нет здесь «да» или «нет», теперь Ларри знал и это тоже. Глубина не может быть верной или неверной, правильной или нет – есть мириады оттенков, миллионы путей, сплетающихся течений, и одна капля способна изменить весь поток. Ты ошибся, Ричи – я выбрал не единственный путь, ведущий в смерть, а один из бесконечного множества, но и путей, уводящих в жизнь, было тоже не меньше. Я был волен изменить все, добавив новую каплю на любой точке в любое мгновение, и исход стал бы иным, так же, как ты волен умереть, сбившись в любой из дней. И сейчас я вижу и это тоже – хаос наслаивающихся глубин, каждая из которых тянет в каждую, и ты будешь выбирать из них постоянно, всегда. И выбор не станет легче – никогда. Ни твой, ни чей-либо еще, как далеко ни зайдешь, как много ни сделаешь – это и есть настоящая бесконечность, двигаться вперед без права устать и остановиться.
А я думал, что имею право не двигаться вовсе. Что настоящее и будущее теперь зависит не от меня. Что мы… я и Рэй…
Нужный поток будто сам притянулся к ладони – не пришлось даже двигаться, и глубина разошлась, впуская новый пласт, распахивая его во всю ширь, вплавляя в сознание, минуя желания и взгляды – смотри, маг. Увидеть можно все, что захочешь, если бездна живет в тебе. Если ты – это она.
Вероятностей не существует, есть лишь поток, в котором находишься, и в твоей воле сменить его на другой, но не повернуть вспять. Не нужно слышать будущее, чтобы знать, какой именно поток ты выбрал, как не нужно быть провидцем, чтобы видеть, куда лежит его путь – достаточно лишь смотреть на их сплетения и видеть нужный, различая течения до капли. Достаточно лишь, чтобы не существовало тебя самого – уничтожь себя полностью, стань частью глубины без желаний и ожиданий, без того, что перечеркивает весь океан, заменяя его одной глупой надеждой, и ты увидишь.
Ларри зажмурился бы, если бы у него еще были глаза. Рэй был в нем, весь – во всем, каждой своей клеткой в каждой его, бешеной яростью и упрямством, осознанным выбором того, во что Ларри толкал его столько дней, столько раз. Того, чего Рэй избегал из последних сил месяц за месяцем, балансируя на краю, и, решившись под давлением, наконец – выбрал. Тысячи точек невозвращения позади, сотни перекрестий путей, на которых пройдет поворот не туда, десятки несказанных слов и непрочувствованной боли – его некому будет даже оплакать, с ужасающей ясностью видел Ларри. Он разрушит все, через что пройдет, вспышками ярости и бешенства, отточенной, горькой злобы – на тебя, того, кто обещал ему иллюзию счастья. Он хозяин и рука судьбы, он велик и непогрешим, он глава, поставленный тобой на пьедестал, и поздно отговаривать и рушить под ним камни. Свой пьедестал Рэй давно уже охраняет сам, и не подпустит тебя слишком близко, чтобы ты не посмел вмешаться и изменить что-либо.
Он выбрал недоверие в степени, позволяющей не видеть никого вокруг и никого не подпускать, и в его мире никого вокруг больше нет. Только стоя рядом с ним и не чувствуя бездны, можно верить, что еще будут выборы и пути, еще будет брезжащий впереди свет, который притянет вас, но последний поворот уже пройден, и бездна видит все – направления, перегибы и точки, где добавление капли еще меняло течение целиком. Уже неважно, как вести себя, потакать или возражать, объяснять или бить, молчать или уговаривать – Рэй счастлив в своей слепоте, как обрушивающийся навстречу острым камням водопад. В его мире диктуют ярость и незыблемый пьедестал, право повелевать и требовать, и – хочешь увидеть, что было бы дальше, не окажись ты сейчас здесь, где неизбежно умрешь?
Ларри беззвучно задыхался, бессильный отвернуться, сбежать или спрятаться, глядя, как подозрительность Рэя доходит до слежки, и вся ложь, все несбывшиеся клятвы и обещания выплескиваются наружу, взрывая его одной обезумевшей, темной волной. Сознание торопливо перебирало каплю за каплей, силясь добиться несбыточного – если не дать остаться наедине, если взрыв будет в толпе магов? Исключительный вариант – что рядом окажется огненный маг и закроет – заканчивался не одной оранжевой планкой на холме замка, как все остальные. Он заканчивался двумя. Кто бы это ни оказался, ни одному магу Огня не переварить пытку разъедающим изнутри бешенством, даже учителю. Рэй рванет в одиночку – и угробит прорву земных магов школы, Рэй рванет рядом с кем-то – и убьет и его тоже, Рэй рванет за территорией, если успеть заранее получить разрешение и вытащить его туда – и достанется миру людей. Вот только и разрешения Ларри не получить – учителя не дадут Рэю взорваться, они убьют его сами, не дожидаясь. И это будет самый благополучный исход.
Бросить к Мерлину чертов «круг», лихорадочно выхватил еще одну каплю Ларри, бросить к гоблиновым соплохвостам вообще все, ходить за ним хвостом и держать, и следить, заглядывать в глаза и стелиться, что угодно делать, лишь бы только… только… Поток всколыхнулся, принимая новую составляющую. Хочешь подпитать его демонов, отозвалась бездна в глазах напротив. Демоны будут рады.
Ларри едва не застонал от бессилия, глядя, как Рэй избивает его самого – за дурное настроение с утра, за неудачный день, придумав поводом что угодно. Я настолько ему ненавистен? – остолбенело задыхался Ларри. Нет, отвечали глаза Рэя. Ты настолько не соответствуешь тем иллюзиям, которые сам же мне и пообещал. Я сам им – не соответствую, ни на кнат – как я могу принимать того, что подсунул мне – не меня и заставил поверить в него?
Кулак в челюсть, ботинок в ребра, схваченный в петлю выдернутый из джинсов ремень – по спине, по плечам и рукам, обхватившим голову – добивать ногами, крича – Мерлин, ему есть, за что меня ненавидеть. Он не в том течении, где можно найти и увидеть причину, но это не помешает ему умереть, ненавидя.
Умереть не в одиночку, о нет, потому что за избиением рано или поздно вставала сжигающая Рэя ревность, которой неважно, существует ли «круг» и есть ли в мире Рик Мэллоун. Ревность требовала застолбить свое, и ремень захлестывал уже обнаженную кожу, и любые попытки отбиться лишь приближали неизбежное – рано или поздно он возьмет свое силой, устав гадать, хочет ли вообще быть с тобой, и с тобой ли. Рано или поздно ты будешь валяться после его оргазма, вцепившись в подушку с остановившимся мертвым взглядом, не видя перед собой ничего, даже целующего в притворном раскаянии твои плечи Рэя, обмирая в ужасе от единственной мысли – теперь ты никогда не сможешь уйти от него. Ты убьешь его, уйдя, и убьешь его, оставшись. Вы оба уже мертвы.
Он торопливо перебирал струи, перекрашивая течения и меняя потоки – ну можно же хоть как-нибудь повлиять? Существует же что-то, какой-то путь, который закончится по-другому – он просто обязан существовать! Взгляд ледяных темных глаз по-прежнему прожигал насквозь, будто впечатывая, вбивая еще дальше, еще глубже. И не было слов – никаких упреков, никакой поддержки, даже интереса. Только – я знаю тебя. Я знаю, что ты сейчас делаешь. Просто – знаю. Ты ищешь недостижимое.
Поговорить с Рэем? Ярость. Попробовать лаской? Ярость. Криком, в конце концов? Ярость. Требованием? Игнорирование и ярость. Пойти с просьбой к учителю? Усиление ненависти и ярость. Привлечь «круг»? Взрыв. Вытащить тему на обсуждения на занятиях? Временная отстраненность и взрыв. Рассказать все и напугать? Взрыв. Развернуться и уйти? Взрыв.
Ларри никогда раньше не знал по-настоящему, что такое – бессилие. Что такое – когда все повороты действительно пройдены, и вы еще существуете, каждый из вас, но вы и правда уже мертвы – оба. Прошло всего три недели, но уже слишком поздно. Ты успел убить его. Сколько же в тебе силы, Ларри, если ты справился настолько быстро?
Сколько силы – в нем, если, направленная тобой не в ту сторону, она привела его к мертвой точке с такой скоростью.
Ты умираешь здесь, и все твои поиски не имеют смысла, потому что единственное возможное сейчас будущее – то, в котором ты останешься здесь навсегда. Уже сделав все, что только мог, чтобы разбудить в нем худшее и заставить перекрыть лучшее целиком, ты исчезнешь, и больше никто не сможет повлиять на Рэя, никак. Смотри, как он замкнется по возвращении, а маги воспримут это как должное, ведь Рэй потеряет воспитанника. Смотри, как он будет строить по кирпичику новую картину своего мира, в котором одиночество возведено в культ, а связи – хоть стихийные, хоть добровольные – приравнены к преступлению. Смотри, сколько времени ему понадобится, чтобы пойти против магов.
Перебери варианты еще раз – оптимальный всегда возможен, и ты видишь его. В идеальном случае, если маги успеют отреагировать, Рэй умрет от руки учителя, не успев забрать с собой никого. Посмотри, сколько условий потребуется, чтобы воплотился в реальность именно идеальный случай.
Наверное, должна была бы быть горечь и отчаянная жажда выбраться отсюда, остаться рядом с Рэем и продолжать искать нужный путь, пытаться влиять, чтобы успеть помешать и остановить. Наверное – если бы еще оставалось «я», которое можно было бы с упоением бичевать.
Ларри не чувствовал ни жажды, ни горечи – только боль, всеобъемлющую, как мощь глубины – за Рэя, за тех, кому случится жить рядом с ним. За людей, которые уже получили одного Кристиана Эббинса, и еще не знают, что вот-вот, возможно, получат второго. Что меняет тот факт, что виновен и ответственен за все это один-единственный водный маг, которого завтра даже не будет в живых? Неважно, проклянут ли обе расы его имя или так и не узнают о нем – будущего этим не изменить. Ты всего лишь был счастлив наконец-то потешить собственных демонов, обнаружив, что стал магом. Ты понятия не имел, во что это выльется. И теперь абсолютно неважно, хотел ли ты – этого, был ли готов, выбирал ли такое будущее и хочешь ли, чтобы оно стало другим. Теперь уже все неважно.
Смотреть, куда обрушивается поток – ужасающе, но куда страшнее видеть при этом, одновременно, другой – тот, которому никогда уже не вернуться. Состоявшегося мага Огня – уникальную силу, не имеющую себе равных. Слепящий багрово-красным опаляющий свет, неиссякаемый источник тепла, путеводный и непримиримый, невообразимая мощь и величие – и все то, на что они уже никогда не станут способны. То, что призвало и один-единственный раз заставило откликнуться и всколыхнуться когда-то, тысячи лет назад, равную ему силу – в тебе.
Кто ты, маг? – леденил сознание темный взгляд. Ты ведь сейчас видишь все, и себя тоже.
Я – тот, которому было суждено свое величие и своя боль, согласился Ларри.
Но не может быть большей боли, медленно улыбнулся он, глядя на разворачивающийся перед ним еще один пласт глубины. Иссиня-черной, темной, засасывающей и бездонной, поглощающей без колебаний и без колебаний разящей, способной вобрать в себя все и остаться собой. Я знаю тебя, – закрыл глаза Ларри, с улыбкой проваливаясь сквозь пелену слез в эту непроглядную темень. Я вижу тебя, и то, чем ты никогда не станешь, и то, чем не станет симбиоз двух сил, и все, что могу – это оплакивать вас, невозможно прекрасных в своей развернувшейся мощи, глядя на то, чему никогда не произойти.
Я вижу тебя – и вижу поток, в котором ты прошел выбранным путем, превратившись в растворившуюся в бездне каплю, и во мне нет ничего, кроме боли. За тебя и Рэя, учителей и людей, и магов, за будущее двух рас, в котором не выпадет жить и любить ни тебе, ни ему.
Я вижу тебя, Лоуренс – маг, поправший все и сломавший все, убивший то, на что не имел права посягать, монстр, исковеркавший и себя, и наставника, оттянувший друга на сотню шагов назад. Чудовище, к которому глубина оказалась милосердной, встретившись на пути раньше, чем оно успело дотянуться и исковеркать кого-то еще. Выродок, гибнущий под грузом стыда и вины – ты слышишь? Я люблю тебя.
Я прощаю тебя. Бездна рассудит по-своему и раздаст по заслугам, но мне не за что тебя винить, и не мне брать на себя право судить.
Упокойся в глубине с миром – теперь я знаю, что значат эти слова. Что твой стыд стал моей болью, и это облегчит твой путь на капли, утяжелив мой на толщу бездны. Что мне не все равно, кем ты был, и почему так случилось, и что стало причиной, и почему смерть пришла к тебе.
Я могу лишь оплакивать тебя бесконечно, сколько буду дышать – тебя, и Рэя, и этот город, в котором больше боли, чем способна вместить одна, чья угодно, душа. Весь мир вокруг – боль, и пусть лучше я тоже растворюсь в глубине, чем выберу между собой и ею снова – себя.
Разве не за этим мы здесь – мы все? Мы ничего не можем поделать – люди чувствуют то, что чувствуют, и не в наших силах запретить это каждому – можно лишь видеть и оплакивать, чтобы чья-то боль стала моей. Боль – каждого. И пусть не существует пути, на котором я мог бы исправить то, что ты сделал, но если бы этот путь был возможен, я бы взял его на себя. Потому что, даже если это и есть смерть, моя боль спасет хотя бы несколько жизней, даст этому городу еще хотя бы немного времени. Когда «я» уже мертво, то неважно, выполнил ли маг всю задачу или умер, захлебнувшись ее половиной. Важно только то, сделал ли он хоть что-нибудь.
А его смерть неважна тоже.
Нет такой боли и нет таких слез, чтобы сравниться – с этим. Я уже мертв, наверное, и именно поэтому вижу сейчас все, даже то, что недостижимо. Путь, который я искал, существует, потому что существует причина, по которой у Рэя нет выхода из темницы его заблуждений – и она не в нем, а во мне. В том, что я чувствую к нему.
Мерлин, я не смогу, в отчаянии подумал Ларри. Я не смогу – слышишь?
Во взгляде напротив плеснулась неприкрытая боль – только теперь, будто прорвавшись сквозь треснувшую плотину льда – и Ларри вцепился в нее, не находя больше ни мыслей, ни слов. Его словно ошпарило узнаванием, и слова уже не требовались – достаточно было смотреть, не отрываясь, в собственный взгляд – в себя того, каким невозможно стать – и кусать губы, захлебываясь от рыданий – я не смогу. Ты не можешь предлагать это мне, ведь ты знаешь, чего это будет стоить.
Я – знаю, ответил взгляд.
Ничего, кроме знания. Никаких желаний, никаких чувств, ничего – только знание. И боль – и твоя, и чья угодно еще. Навсегда.
Ларри плакал, захлебываясь рыданиями, свернувшись в комок на жесткой кровати гостиничного номера. Холодный воздух опалял руки, перехватывая горло, не давая вдохнуть, и где-то рядом – Ларри это чувствовал – задыхался в своем аду потерявший сознание Рэй. Сотни тысяч беззвучных человеческих криков, бьющихся внутри, не перекрикивающих тишины одного его дыхания. Так всегда теперь будет? – беспомощный вопрос ни о чем. Мы никогда не вернемся друг к другу?
Если ты не поверишь в это, то никогда, безмолвно качнулась внутри ледяная бездна.
Нет разницы – верить или знать – слезы текут потоком, смешиваясь, переплетаясь ручьями – нет никакой разницы. Есть то, в чем предстоит жить, и если в нем больше нет вас, нет твоих чувств и желаний, то нет и будущего, в котором это изменится.
Неважно, поверишь ли ты на время, что это навсегда, или будешь знать точно. Твое одиночество в любом случае – бесконечно. Твой путь, на котором нет не только самого Рэя, но и твоих чувств к Рэю – только он может вывести вас, если ты выдержишь, если научишься жить один, зная, чем рискуешь, не удержав Рэя на грани. Ты так устал отвечать за чужие ошибки, маг. У тебя впереди вечность, чтобы научиться отвечать – за других магов, за все, что они сделают, и к чему ты их приведешь.
В одиночестве.
Даже если сейчас тебе кажется, что ты надорвешься.
@темы: Сайд-стори, Личное творчество
читать текст - это одно удовольствие.
а читать тред - совсем другое.)))
Потому что все, что хотелось прояснить, уже спросили.
Friyana , спасибо.
А может вообще вся ответсвенность падать на одного, в выборе касающеися обоих?
Стратегически точно не может, а тактически, в каждый момент времени, решение всегда принимает кто-то один же. Даже если их принимают двое, то по факту все равно сперва один за обоих, а потом второй за обоих - или соглашается с первым, или нет. Плюс есть выборы, напрямую не относящиеся к конкретному - конкретный может делать один партнер, но второй уже навыбирал перед этим что-то, что потом дало возможность выбрать первому. Вот я это имела в виду.
они случаются по- моему, когда уже возвращаться особо некуда- всмысле вместо человека оболочка ходит, а Рэй глубоко внутри есть и чувствуется.У меня тут всплывает Крис в голове в связи с точками невозвращения почему-то...
Тогда вопрос стоит переформулировать - а будет ли маг еще физически жив к этому моменту) И сколько времени может проходить такая оболочка - несколько часов или несколько месяцев.
если бы точки невозвращения Рэем уже были бы пройдены до инициации , они с Ларри ее пережили бы? Он смог не солгать времени Истины и что-то там выбрать правильное, значит он еще не дошел до них?
Кстати, тоже мысль, да. Но тогда опять же - смотря что считать точками невозвращения. Возвращаясь к терминологии Ларри - невозврат происходит, когда ты оказываешься в потоке, который приведет тебя к смерти, или когда этот поток тебя к ней уже приносит? Или когда позади последняя точка, на которой еще можно было выйти из потока или сменить его.
Блин, вот и получается, что у Рэя до инициации сработал первый вариант, а инициация дело такое, можно прямо там, в нужный момент, все нужное увидеть и сказать, но это не значит, что то же самое получится говорить себе и делать завтра, в каждой бытовой ситуации. Собственно, никто из магов все равно этого не делал после инициации, а начинал только тогда, когда воспитанник его туда допинывал.
lightning
мог бы Ларри отследить хотя бы свои выборы, если свой собственный вектор был заложен у него еще до инициации и был его продолжением.
Вот и я об этом думаю, угу. Внутренняя честность базово есть, способность видеть есть, нет только желания видеть именно это. Могло ли отсутствие желания не перевесить или не сформироваться рядом с таким Рэем настолько лихо.
Потому что иначе получается, что два человека с имеющимися открытыми косяками по базам, находящиеся непосредственно рядом и друг друга этим невольно подталкивающие, изначально обречены. И выход в этом случае всегда будет проходить через развод, пусть даже временный.
kikimore
Если я не путаю - Дэнни таки трижды солгал Времени Истины? Или я не так поняла? Я к чему - может Рэй и солгал. Фиг знает как это ваще...
Да это как раз неважно, солгал или нет, важно, смог ли в конце концов не солгать. И если смог - раз инициация не сорвалась - то уже нет разницы, сделал он это с первого раза или с какого-то другого. В итоге-то все равно сделал.
Margota
О! Ты добралась))
читать текст - это одно удовольствие.
а читать тред - совсем другое.)))
Да уж, сама старый форум уже кучу раз помянула))
Вот это я и имела в виду. Когда Дэнни припомнила. С выражением хреново, да.
Внутренняя честность базово есть, способность видеть есть, нет только желания видеть именно это
Ойойойойой
конкретный может делать один партнер, но второй уже навыбирал перед этим что-то, что потом дало возможность выбрать первому. Вот я это имела в виду
Угу,понимаю и согласна))
Тогда вопрос стоит переформулировать - а будет ли маг еще физически жив к этому моменту) И сколько времени может проходить такая оболочка - несколько часов или несколько месяцев.
Млин, часов по ощущению ((
невозврат происходит, когда ты оказываешься в потоке, который приведет тебя к смерти, или когда этот поток тебя к ней уже приносит? Или когда позади последняя точка, на которой еще можно было выйти из потока или сменить его
Я имела в виду третье- когда уже проебана последняя возможность выплыть из потока, но может быть и по-другому, угу.
инициация дело такое, можно прямо там, в нужный момент, все нужное увидеть и сказать, но это не значит, что то же самое получится говорить себе и делать завтра, в каждой бытовой ситуации
Я и не спорю, но ...ммм... он все же еще мог тогда выбирать правильно,а значит точка невозвращения наступила позже.Или нет?Мне просто кажется,что ею для него ,имхо конечно, стал тот момент , когда он узнал, что Ларри- водный.Хотя я и не уверена. Пойду думать вобщем
Разойтись - очень действенный метод, но если объективно не получается, должен же по-идее быть какой-то еще выход кроме как списаться на два метра под землю, не?
Кусочек проникновенный. Спасибо.
а инициация дело такое, можно прямо там, в нужный момент, все нужное увидеть и сказать, но это не значит, что то же самое получится говорить себе и делать завтра
*шепотом* Это, к слову, не о восьмом и десятом? Инициация - выбор когда всепиздец и под восьмым. А дальнейшая жизнь под десятым, выбор по которому и определяет эволюционный уровень? Или гоню? Тогда как вообще определить эту точку невозврата? Мож Рэй своим десятым еще до инициации довыбирался?
Должнабытьформула должнабытьформула
в отдельных случаях точка невозвращения становится раздутой до вектора невозвращения, каждая точка на этой прямой коготорого ведет в пиздец. чтобы с него свернуть, нужно или последовательно возвращаться, или пройти через смерть
Я и не спорю, но ...ммм... он все же еще мог тогда выбирать правильно,а значит точка невозвращения наступила позже.Или нет?Мне просто кажется,что ею для него ,имхо конечно, стал тот момент , когда он узнал, что Ларри- водный.Хотя я и не уверена
Так, тогда еще раз сначала и по пунктам обозначим понятия, а то мы тут кто в лес, кто по дрова так уходим.
Возможных определений точки невозвращения я с ходу уже придумала три, и когда мы используем этот термин, стоит сразу понимать, какую именно имеем в виду. Предлагаю для удобства дискуссии обозначить так:
- Точка невозвращения А - момент, когда ты оказываешься в потоке, который ведет тебя к смерти. То есть, момент выбора пути, на котором, если ничего не менять и так и катиться, то прикатишься.
- Точка невозвращения Б - момент, когда позади последняя точка, на которой еще можно было выйти из потока или сменить его. То есть, момент, после которого уже невозможно ничего изменить.
- Точка невозвращения С - момент, когда ты прикатился. То есть, момент, видимо, смерти?
В моей голове путаница ползет два раза - между точками А и Б и между точками Б и С. То есть, я вроде их различаю, но иногда все равно задаюсь вопросом, не одно и то же ли А и Б, и не одно и то же ли Б и С. При этом А и С - точно разные точки, потому что они как минимум по времени гарантированно разнесены, и это я вроде бы понимаю. При этом есть еще куча точек ДО точки А, которые точно нельзя назвать точками невозвращения, но которые однозначно являются выборами на пути к точке А.
В голове немножко каша, так что попробую думать вслух.
Если расписать с этой стороны того же Рэя, то получится что. Получится, что точка А для него - это смерть Дины, а точка Б - момент, когда он узнал, что его воспитанник будет водным магом. Или все же позже? Потому что - вот поведи себя Ларри правильно на этом месте, ценой титанических усилий еще мог бы Рэя спихнуть назад. Наверное. Теоретически. На практике не могу себе такого представить, потому что Ларри сам в тот момент уже пиздец как далеко ушел, ему вообще не до Рэя было. Но поведи он себя правильно - вот в теории - и еще можно было бы прийти к другому финалу. Гм, получается, другой финал был бы возможен только при отсутствии той самой цепной реакции - если бы Ларри сам не колебался от таракана к таракану и не занимался выпасом насекомых, к которому его в свою очередь неосознанно подталкивал Рэй, и вообще бы базовых косяков не имел, то он и Рэя смог бы удержать. Блин, тогда логика такая получается - момент разговора с Виленой и обнародования будущего клана Ларри это точка невозвращения Б для пары Рэй-Ларри, а не для отдельно взятого Рэя. Для отдельно взятого она случилась позже - когда Ларри в ответ на первую вспышку ревности кинулся не бить оскорбленно наставника по лбу, а уговаривать. Когда он неосознанно дал Рэю понять, что его псих имеет право на жизнь, и хоть он и глупый, этот псих, и не по теме, и лучше бы его не было, но сам факт возникновения психа Ларри не оскорбляет. Фактически, он этим сам разрешил Рэю психовать дальше по нарастающей, и все, как выражалась Раен, дальше поезд в ад пошел без остановок.
Гм, получается, и правда точка невозвращения Б каждого отдельного товарища отстоит дальше по времени, чем точка невозвращения Б для пары из двух таких товарищей?
А еще получается, что на момент поездки к людям Рэй находился между точками Б и С, а на момент ухода Ларри к девкам почти полгода спустя - между точками А и Б. Ларри сперва умудрился допихать его туда, а потом дождался ближайшего повода и свалил. Свали он сразу, Рэй бы и рванул сразу, как и предполагалось. Фигассе вывод.
coldlight77789
Разойтись - очень действенный метод, но если объективно не получается, должен же по-идее быть какой-то еще выход кроме как списаться на два метра под землю, не?
А почему он "должен"? Не из любой ситуации же выход есть. Я имею в виду - если ситуацию долго и последовательно создавать, то даже не факт, что он там вообще в итоге останется.
Есть такая типа притча - что на вопрос "что нужно делать, если ты на машине на скорости под 200 летишь на выходе из поворота в фонарный столб?" правильный ответ звучит как "уже ничего". Делать надо было раньше - не разгоняться до 200 перед поворотом, например - а если уже летишь, то никакого другого выхода, кроме как вмазаться в этот столб со всей дури, больше не существует.
kikimore
*шепотом* Это, к слову, не о восьмом и десятом? Инициация - выбор когда всепиздец и под восьмым. А дальнейшая жизнь под десятым, выбор по которому и определяет эволюционный уровень?
Если мы сейчас говорим про общий случай, то почему именно десятый? Инициация - точно восьмой, согласна, и поэтому и разные вещи происходят во время нее и после нее, что событийно, что в голове наставника - одно дело выдать инсайт в кризисном состоянии сознания, и совсем другое уложить его потом в свою бытовую жизнь и на всех слоях туда врастить. Но жизнь же не только под 10 домом идет? Под ним только осознанное целеполагание. Или я тебя не так поняла?
Должнабытьформула должнабытьформула
...сказала Дева
lightning
в отдельных случаях точка невозвращения становится раздутой до вектора невозвращения, каждая точка на этой прямой коготорого ведет в пиздец. чтобы с него свернуть, нужно или последовательно возвращаться, или пройти через смерть
Вот, да, согласна. Если речь идет об отрезке вектора до точки Б, то еще можно последовательно вернуться самостоятельно, а если после - то уже только через смерть. Ну или через схожий с ней по силе катарсис, который, как внешний фактор, толкнет на какое-то расстояние обратно. Если такой фактор вообще заметишь, а то ж можно и его тоже проигнорировать.
Но жизнь же не только под 10 домом идет? Под ним только осознанное целеполагание. Или я тебя не так поняла?
Не только под десятым. Просто я его счас думаю. Вот выбор Ларри - дать по лбу или уговаривать - он разве не осознанный? Выбор своего отношения к реакциям Рэя он же с какой-то целью, правильно?
- Точка невозвращения А - момент, когда ты оказываешься в потоке, который ведет тебя к смерти. То есть, момент выбора пути, на котором, если ничего не менять и так и катиться, то прикатишься.
- Точка невозвращения Б - момент, когда позади последняя точка, на которой еще можно было выйти из потока или сменить его. То есть, момент, после которого уже невозможно ничего изменить.
- Точка невозвращения С - момент, когда ты прикатился. То есть, момент, видимо, смерти?
А вот и формула!
...сказала Дева
*прочувствовано* Вот! Ты понимаешь! И так везде!
Вот выбор Ларри - дать по лбу или уговаривать - он разве не осознанный? Выбор своего отношения к реакциям Рэя он же с какой-то целью, правильно?
Вот если б Ларри и правда сидел и думал - дать по лбу или уговорить? - особенно, если бы исходил из того, чего хочется получить в результате, то это был бы 10, да. Но Ларри видит ситуацию и реагирует на нее, и все. Где в тексте в тот момент его раздумья о том, что выбрать? Реакция следует сразу, а дальше уже в ее рамках попытки попробовать так, сяк, эдак - но они все равно все в рамках уже выданной реакции.
"Ларри заглядывал в горящие злобой бешеные глаза снизу вверх, хватал за руки, прикасался, уговаривал, трогал – и пугался все сильнее с каждой секундой, до ужаса и отчаяния." - все перечисленное из одной оперы, Ларри пытается успокоить и наладить контакт. Он не пытается, например, поставить Рэя на место или рявкнуть на него, или хлопнуть дверью сам - эти действия в модель поведения не входят, и использовать их в этой ситуации он уже не может, не сменив модель. Но он об этом даже не думает, только пытается подобрать способ, который Рэя успокоит. И наутро действует так же - приходит и виновато тычется лбом, жест "прости, мол". То есть, он мало того что не выбирал, как отреагировать, а реагировал, как чувства и текущая этика подсказали, он и потом не задумывается даже, а не сменить ли модель, не была ли реакция изначально неправильной. Так что не, какие тут десятые дома и целеполагания, голые инстинкты одни.
Угу, поняла. Не думает. И потом не думает.
Пойду подумаю.
Не из любой ситуации же выход есть.
Но если Ларри умудрился допинать Рэя до отрезка перед точкой Б после поездки, то еще какие-то варианты есть, и силы есть, и мозги тоже. Я не знаю, хватило бы их, чтобы выкарабкаться при таком раскладе, но чего только не вытворишь иногда, если жить хочется.
Совсем не в тему, но я бы еще почитала про Дину, если еще можно высказывать пожелания. Очень интересно, как она стала такой, как стала.
Но если Ларри умудрился допинать Рэя до отрезка перед точкой Б после поездки, то еще какие-то варианты есть
То есть, если есть один вариант выхода, то обязательно должен быть и другой?
я бы еще почитала про Дину, если еще можно высказывать пожелания. Очень интересно, как она стала такой, как стала.
Пожелания высказывать можно, но без конкретики мне сложно понять, что именно требуется. Какой конкретно кусок сюжета из непоказанных хочется подробней? У меня уже просили начало отношений Дины и Филиппа, правда, там получится от его лица, а не от ее - не знаю, это о том же или нет?
То есть, если есть один вариант выхода, то обязательно должен быть и другой?
Не обязательно. Но в этой гипотетической ситуации мне кажется, он был бы. Но спорить не буду, смутные ощущения они смутные ощущения и есть.
Какой конкретно кусок сюжета из непоказанных хочется подробней?
Хочется почитать про проработку Нептуна. Луна появляется с им уже проработанным, а Дина показана по большей части в социальной роли и, если мне не изменяет память, ни разу изнутри. И про начало отношений тоже хочу, с любой стороны, вот.
когда мы говорим про все три А,В и С, мы говорим о реальном прошлом - т.е. это идет констатация факта, глядя на процес?
т.е. можно ли говоритьо точке невозвращения А, как о точке невозвращения, находясь внутри потока и не перейдя при этом В и С?
и еще каждое ли "бы" в потоке вектора ("поведи себя Ларри правильно на этом месте, ценой титанических усилий еще мог бы Рэя спихнуть назад. Наверное. Теоретически.") это точка невозвращения?
или на отрезках АВ и ВС эти "бы" - это просто моменты "закрепления решения", подтерждающие выбор двигаться к смерти?
Не обязательно. Но в этой гипотетической ситуации мне кажется, он был бы.
Я тоже могу ошибаться, но мне кажется, что он был бы, только если бы у Ларри голова встала на место в поездке сразу и навсегда, гарантированно без будущих слетов обратно. Но рядом с Рэем он неустойчив так же, как Рэй рядом с ним. Соблазн плюнуть на все и скатиться к предыдущей идеологии и модели поведения, пока они рядом, никуда не девается, и если Рэя держит и хотя бы внешне может контролировать Ларри, то самого Ларри ведь не держит никто. Ему приходится контролировать обоих - и себя, и наставника - и за ним нет внешнего наблюдающего фактора, кроме стихии, которая, если что не так, просто опять поставит перед фактом - чувак, ты уже умираешь. У всех прочих магов есть обратная связь друг от друга, потому что вокруг них есть маги, которым понятны их трудности и которые способны присматривать за их вектором движения; у Ларри таких магов рядом нет. Более того - у него и единственная точка контроля внутри него же самого находится, так что, начни он опять потихоньку сбиваться, эта точка потеряет внутреннюю честность первой и сбоя может и не заметить. Это хождение по канату над пропастью вслепую получается, и он еще и Рэя при этом за собой ведет, то есть, отвечает за двоих. Честно говоря, с учетом всех этих ограничений думаю, что совместная жизнь с Рэем после поездки и до ухода к Марте для Ларри была пыткой.
В общем, резюмируя - наверное (или даже наверняка) Ларри мог бы убедить Рэя в своем равнодушии и удержать при этом на краю и не уходя от него, если бы сам Ларри не имел внутри точно такой же, как у Рэя, постоянный соблазн забить на все и скатиться к тому, к чему скатиться очень-очень хочется. Туда, где они оба и были с момента инициации. Поскольку соблазн есть и дорожка туда, в отличие от других магов, накатана, Ларри сможет жить рядом с Рэем без гарантированного повторения ситуации только тогда, когда Рэй увидит всю ситуацию целиком во-первых, найдет в себе не зависящую от собственных насекомых точку опоры во-вторых и перестанет хотеть (очень искренне хотеть) от Ларри таких отношений, которые будут постоянно провоцировать Ларри на повторный срыв, в-третьих. Без этих факторов неустойчивым элементом становится уже Ларри, и парни рано или поздно откатываются обратно, и все эти "мы можем разобраться, не расходясь" оказываются в их исполнении просто трусостью принять необходимое решение и взять на себя наобходимые ограничения.
Вот я и думаю - какой фактор вы упускаете, раз вам кажется, что другой выход есть? Тот, что такой Рэй провоцирует в Ларри его худшие качества и делает это и после поездки тоже? Или какой-то другой из вышеперечисленных? Потому что, если учитывать все названные факторы, то варианта выхода, кроме как разойтись, и не останется.
Хочется почитать про проработку Нептуна.
Ууу, для этого, боюсь, надо писать отдельную книгу про Дину, начиная с ее детства и инициации
lightning
когда мы говорим про все три А,В и С, мы говорим о реальном прошлом - т.е. это идет констатация факта, глядя на процес?
т.е. можно ли говоритьо точке невозвращения А, как о точке невозвращения, находясь внутри потока и не перейдя при этом В и С?
Вот и я об этом думаю. И сдается мне, что не факт - наблюдатель, который он же и объект, может быть объективным в оценке только в том случае, если видит весь путь, находясь в его начале или середине. То есть, если у него есть способность видеть будущее (или так, как это делают воздушные, или так, как это делают водные) и при этом достаточно внутренней честности, чтобы оценить свое положение на пути и сам путь.
каждое ли "бы" в потоке вектора ("поведи себя Ларри правильно на этом месте, ценой титанических усилий еще мог бы Рэя спихнуть назад. Наверное. Теоретически.") это точка невозвращения?
или на отрезках АВ и ВС эти "бы" - это просто моменты "закрепления решения", подтерждающие выбор двигаться к смерти?
Почему каждое? Точка, где можно что-то изменить, например, находится вообще на любом отрезке пути, расположенном до точки Б. Или ты что имела в виду?
Вот очень все интересно про точки невозвращения. Если прикладывать их не только на путь Рея, а, например, на Дину. Если считать точку С точкой смерти, то тогда путь от точки А до точки С был очень быстрым: от момента принятия решения спасать Шона и до смерти от рук Кристиана. Ведь можно к Дине эти точки применят? Или только к тем магам, которые "живут не туда"? К тому же Кристиану (а не туда ли он жил-то собственно?) ? Получается, весь его путь в школе Поттера был дистанцией от т.А до т.В (которую хочется назвать точкой Пц)?
Раз на примере Рея - вот тут "А еще получается, что на момент поездки к людям Рэй находился между точками Б и С, а на момент ухода Ларри к девкам почти полгода спустя - между точками А и Б. Ларри сперва умудрился допихать его туда, а потом дождался ближайшего повода и свалил. Свали он сразу, Рэй бы и рванул сразу, как и предполагалось." - видно, что вернуться по крайней мере в пределах отрезка А-С можно, то можно ли называть точку В из примера точкой невозвращения? А тот же Поттер сколько раз проходил каждую из точек?
Пока вот как-то в эту сторону мне думается.
Окончательно запуталась в терминологии. Модель поведения Ларри - это неосознанный, но выбор, или невыбор в принципе - куда кривая вывезет? Предполагаю второе, и задаюсь вопросом - а где и когда точки А и Б для Ларри? Если опять же множество точек на этом отрезке можно назвать моментами выбора? Или в этом все кунфу - начать именно выбирать куда ты и что ты, а не ехать пассажиром?
Вот твою же, а? Свихнуться можно... наверное...
угу. про отрезок АВ согласна. включение в несущий поток еще там таково, что воля того, кого несет определяет движение и еще что-то решает.
а на отрезке ВС?
Т.е. вот я поняла разницу походу между точками А и В. В - это тот рубеж, когда собственная воля сжираеся потоком (человек разрешает себе быть вот таким и дальшейшее действо идет без учета всех потенциалов и сильных точек карты. есть только вот это разрешение. уступка самому себе. для Ларри я бы назвала этой точкой В тот момент, когда он сознательно разрешил себе не быть ответственным, например) и дальше о возможности выдраться говориться чисто теоретически: воля потока передавливает волю человека. и даже отлавливаемые головой факты - человек может их выделять - ни на что не влияют. это просто факты. с отданной потоку собственной волей, куда и честность, и способность интерпретировать факты входит, эти факты фактами и остаются. и поэтому любое действо на отрезке ВС - в случае Ларри, это и бытовое вранье и то, что распускающему руки Рэю в дыню не дал и т.д. это уже не точки невозвращения, а равноценные точки на этом векторе.
т.е. я к чему. Если на отрезке АВ выдраться можно в любой событийный момент, то перейдя точку В, количество сил для выдирания в опять же любой событийний момент увеличивается крепко в разы. и выдраться в этом случае шансов больше в точке С (когда поток доносит до конечного умирания, как до дна омута), чем в промежутке ВС, когда и цена ухода и количество сил в него вложенных на порядки больше.
Ведь можно к Дине эти точки применят? Или только к тем магам, которые "живут не туда"?
Если я правильно поняла, то это вопрос о том, бывает ли смерть разной - не как событие, а как финал пути мага - или она всегда одинакова, смерть и есть смерть. Если одинакова, то неважно, пошел ты на смерть добровольно во имя чьего-то спасения или докатился до нее сквозь сыплющиеся на лоб кирпичи, и тогда точки невозвращения существуют и там и там. И тогда получается, что точка Б для Дины - это решение остановить Кристиана или хотя бы не дать ему увести Шона, а точка А - там, где она в принципе выбрала этически высшей ценностью для себя спасение чужой жизни ценой своей. Думаю, это давно произошло - в выборе у ворот школы она не колеблется ни секунды, бежать за Крисом или не бежать, а для этого выбор для подобных ситуаций должен в голове уже базово вшитым и неоспоримым быть.
К тому же Кристиану (а не туда ли он жил-то собственно?) ? Получается, весь его путь в школе Поттера был дистанцией от т.А до т.В (которую хочется назвать точкой Пц)?
А вот Крис - это интересней, там как раз в любом случае путь именно что из точек невозвращения состоял. Ты не читала стародавний разбор Раен о точках невозвращения для Кристиана? Она его очень давно писала, когда-то на форуме выкладывался в теме фика. Просто если да, можно было бы прям в конкретных терминах уже дискутировать.
Раз на примере Рея - вот тут ... видно, что вернуться по крайней мере в пределах отрезка А-С можно, то можно ли называть точку В из примера точкой невозвращения? А тот же Поттер сколько раз проходил каждую из точек?
Да, ты права, определение стоит дополнить. Просто оно где-то выше в треде упоминалось, и я отдельно в вывод не внесла, а надо было.
Тогда точка Б - это момент, когда позади последняя точка, на которой еще можно было выйти из потока или сменить его, не пройдя через опыт смерти или не подвергнувшись воздействию внешних корректирующих факторов. То есть, момент, после которого повернуть назад САМ товарищ уже не может - его или надо убить, хотя бы частично, но чтобы катарсис умирания произошел, как у Гарри после убийства Лорда или у Ларри вот - или применить к нему внешнее воздействие, как было у Гарри и Драко с амулетами или как здесь умудрился сделать с Рэем опять же Ларри.
Правда, для честности, наверное, я бы добавила, что внешнее воздействие по силе должно быть определенно выше бытового уровня и быть сравнимо с опытом смерти. Разговорами и действиями тут же все равно уже не поможешь.
kikimore
Модель поведения Ларри - это неосознанный, но выбор, или невыбор в принципе - куда кривая вывезет? Предполагаю второе, и задаюсь вопросом - а где и когда точки А и Б для Ларри? Если опять же множество точек на этом отрезке можно назвать моментами выбора? Или в этом все кунфу - начать именно выбирать куда ты и что ты, а не ехать пассажиром?
Так, теперь я запуталась
Мне кстати почему-то кажется, что "невыбор в принципе - куда кривая вывезет" это и есть неосознанный выбор.
lightning
Если на отрезке АВ выдраться можно в любой событийный момент, то перейдя точку В, количество сил для выдирания в опять же любой событийний момент увеличивается крепко в разы. и выдраться в этом случае шансов больше в точке С (когда поток доносит до конечного умирания, как до дна омута), чем в промежутке ВС, когда и цена ухода и количество сил в него вложенных на порядки больше.
Вот и вышли на тот самый момент предсмертного осознания, получается))) Который Гарри видел у Криса в момент его смерти, и который Шон со Снейпом подозревали всю дорогу у Джерри, когда говорили, что памятник от живого парня слегонца отличается.
Осознание-то есть у всех, но не все при этом выживают. И тут мы опять сейчас упремся в дилемму, решает все потенциал мага или степень "запущенности" его ошибок.
Точка А - там, где она в принципе выбрала этически высшей ценностью для себя спасение чужой жизни ценой своей то есть фактически точка А это точка, где маг делает окончательный выбор "своего пути"? А значит, всем маги, получающие разрешение на выход из школы - переступили первую точку. Пока только такой в голове пример: Поттер с семьей выбрали создать школу - грубо говоря, момент появления первых магов в школе - это своеобразная точка А (а школа - это то, к чему привел весь путь четверки). Все, что мы наблюдаем в течение "Вечности" - это некий отрезок А-Б, а вот точка Б, возможно, как раз и будет в ближайшем будущем.
Что-то мне вот думается, что свою первую точку С все маги проходят во время инициации. Точнее, люди проходят, переступая черту в точке С и становясь магами.
Про Криса - интересно, да. У меня отношение такое к нему неоднозначное. А вот разбор скорее всего не читала, или уже не помню. Можно ссылку?
И после - перейдем на термины )
Мне этот отразок АБС напоминает космонавта в космическом корабле: при этом точка А - это момент, когда корабль взлетел и назад уже никак. ТО есть по кораблю мотаться туда-сюда можно, а выйти нет. После точки Б - открытый космос. Либо сможешь попасть обратно на корабль - либо в пустоту. Которая и есть С.
У меня мышление вообще ни разу не логическое, так что мысли и выводы могут быть оформлены криво )
Правда, для честности, наверное, я бы добавила, что внешнее воздействие по силе должно быть определенно выше бытового уровня и быть сравнимо с опытом смерти. Разговорами и действиями тут же все равно уже не поможешь. Да, это должен быть именно собственный опыт, потому что чьи-то разговоры и чьи-то действия в принципе мало кто может присвоить себе без "попробовать".
угу. осознание есть у всех: пресловутый туннель к свету, или "вся жизнь промелькнувшая" и т.д.
и дилемма тут еще помимо потенциала и степени запущенности еще и в силах и желании и смысле выдраться (хотя, оно к потенциалу тоже относится, наверное, но я сейчас про "тягу к жизни" говорю)
bugi-a Ведь можно к Дине эти точки применят? Или только к тем магам, которые "живут не туда"?
думаю, эти точки вполне можно применять к любому конечному явлению: смерти или просто некому отрезку пути человека (событию), после которого точка сборки существенно меняется - как если бы состояние предыдущего Я этого человека умерло
Про Криса - интересно, да. У меня отношение такое к нему неоднозначное. А вот разбор скорее всего не читала, или уже не помню. Можно ссылку?
Вот, нашла. Называется "Кристиан Эббинс: семь ступеней, ведущих вниз".
Начало здесь: slashyaoi.borda.ru/?1-20-1410-00001464-000-90-0
Продолжение здесь: slashyaoi.borda.ru/?1-20-1440-00001490-000-0-0-...
Скажу сразу - я далеко не со всем там согласна, но это подробно расписанный анализ пути Кристиана, от которого как минимум, возможно, окажется удобным отталкиваться. Говорю, просто чтобы не было предубеждения, что описанная там точка зрения полностью совпадает с авторской.
то есть фактически точка А это точка, где маг делает окончательный выбор "своего пути"?
Если все же приравнивать смерть как самопожертвование и смерть как финал цепи ошибок, то да. Но я бы имхово эти понятия разделила все же, потому что, мне кажется, точки невозвращения на пути к саморазрушению - не то же самое, что выбор собственного пути. Качественно разные вещи, и направление у этих векторов противоположное.
lightning
осознание есть у всех: пресловутый туннель к свету, или "вся жизнь промелькнувшая" и т.д.
Знаешь, припоминая автокатастрофу - не у всех) Мне, например, в тот момент было скучно)
думаю, эти точки вполне можно применять к любому конечному явлению: смерти или просто некому отрезку пути человека (событию), после которого точка сборки существенно меняется - как если бы состояние предыдущего Я этого человека умерло
Тогда точно стоит определиться, о чем именно мы говорим - о любых кардинальных выборах чего угодно, отрезающих некоторым образом путь назад, то есть о любом продвижении к чему угодно, или конкретно о точках невозвращения на пути ошибок.
я говорю о конечности события - будь то жизнь или часть ее. честно говоря, сейчас я разнцы не вижу между первым и вторым - если это выборы, отрезающие путь назад, то пройдя точку С они - эти выборы - все равно предыдущий отрезок пути будут рассмативать диссонансным ("ошибочным") по отношению к самим себе после точки С? или нет?
Ну, да, событие конечно, согласна - обобщить вообще можно многое)) А катарсис "маленькой смерти" есть на пути любых перемен. Я просто пока не очень понимаю, что из этого следует.
Так, теперь я запуталась
Про до поездки. Согласна про неосознанный выбор, да, спасибо. За деревьями леса..
Отдельное спасибо за ссылки. Отдельное спасибо автору разбора.
Friyana
все эти "мы можем разобраться, не расходясь" оказываются в их исполнении просто трусостью принять необходимое решение и взять на себя наобходимые ограничения.
Мы же рассматриваем ситуацию повышенной сложности, когда выхода разойтись нет, какая тут трусость, банальное выживание. Тогда получается они и после поездки находились бы на отрезке БС, когда нельзя выйти из потока своими силами. Ларри смог бы разве что держать себя и Рэя ну пока получалось бы держать, время от времени просить о помощи учителей, благо к тому времени они уже вышли из кризиса, и ждать какой-нибудь внешней встряски. И постараться дожить до нее. врагу не пожелаешь, угу.
Мы, по-моему, просто в терминах расходимся. Для меня ничего нельзя сделать - это когда совсем ничего нельзя изменить, ни внешними, ни внутренними факторами, итог все равно один - смерть в результате цепочки не тех выборов. Как с Риддлом, ему бы уже не помог никто и ничто даже если бы он прожил еще сто лет. Или всегда есть шанс, что если крепко приложит и человек после этого выживет, то что-то изменится?
Ууу, для этого, боюсь, надо писать отдельную книгу про Дину, начиная с ее детства и инициации
эм, а про начало отношений Филипа и Дины глазами Дины можно?
Про до поездки.
Угу, тогда понятнее.
Не знаю насчет - где точки у Ларри, мнений хочу. У меня в голове разные варианты, но я опять путаюсь между точками, поэтому не решусь утверждать, какой правильный.
Отдельное спасибо за ссылки. Отдельное спасибо автору разбора.
Автору памятник бы)))
Так и знала, что похороненное в дебрях форума мало кто читал ((( А жаль, там дофига интересного было.
coldlight77789
Мы же рассматриваем ситуацию повышенной сложности, когда выхода разойтись нет, какая тут трусость, банальное выживание
Дык я и пытаюсь сказать, что и выживания в этом случае тоже уже не было бы. Потому что единственный выход в этой ситуации у пары я увидела в том, чтобы Ларри изменил отношение к Рэю во-первых (от привязанности к равнодушию - он это и раньше умел, с осознанием желаний у него проблем и до инициации не было) и собственные цели и желания в отношениях во-вторых. Но если первое он худо-бедно смог и рядом с Рэем, то второе в долгосрочной перспективе, оставайся они вместе, все равно скатывалось туда, откуда пришли. Так что если бы на момент поездки у них уже был секс, эта пара была бы обречена. У меня получается так.
Тогда получается они и после поездки находились бы на отрезке БС, когда нельзя выйти из потока своими силами. Ларри смог бы разве что держать себя и Рэя ну пока получалось бы держать, время от времени просить о помощи учителей, благо к тому времени они уже вышли из кризиса, и ждать какой-нибудь внешней встряски. И постараться дожить до нее.
Я не могу представить себе внешнюю встряску, которая помогла бы им выбраться из этого без развода и при этом не довести Рэя до мгновенного взрыва. Если кто может, давайте мнения - у меня вариантов нет.
Для меня ничего нельзя сделать - это когда совсем ничего нельзя изменить, ни внешними, ни внутренними факторами, итог все равно один - смерть в результате цепочки не тех выборов. Как с Риддлом, ему бы уже не помог никто и ничто даже если бы он прожил еще сто лет. Или всегда есть шанс, что если крепко приложит и человек после этого выживет, то что-то изменится?
А вот черт его знает, я поэтому про точки невозвращения и заговорила, что сама не знаю - всегда есть такой шанс или только у некоторых. Мог ли бы выжить, например, Крис, если бы в момент смерти осознал что-то так крепко и отреагировал внутренними изменениями так быстро, что уже бы не умер? Или в этом случае он умер бы, может, как Гарри в Тепле - побарахтался на границе и обратно? Или Крис как личность сам по себе не и не был способен отреагировать достаточно быстро и осознать что-либо достаточно глубоко за мгновения, потому что земной маг и вообще у него другие таланты? Но тогда снова выходим на потенциал и способности мага - кто-то может, а кто-то нет, и если кто и может, то только водные и огненные маги, причем еще и не всех подтипов - только водные-Скорпионы и огненные-Плутонианцы.
эм, а про начало отношений Филипа и Дины глазами Дины можно?
Я подумаю))
Ikura
а точки невозвращения = уровням Лилит? переходам меду?
Нет.
по-моему так понятнее.
Кому - пятерым участникам дискуссии из всей толпы?